«История Одного Города яркий образец политической сатиры»

В творчестве Салтыкова-Щедрина «История одного города» (1869 —1870) занимает одно из центральных мест. Это яркий образец политической сатиры, в которой подвергаются бескомпромиссной критике самые основы самодержавия, разоблачаются любые формы деспотизма, выражен решительный протест против идеологии смирения, покорности и пассивности. В сатирической «Истории одного города» сочетаются элементы бытовые и фантастические, своеобразно сопоставлено прошлое и настоящее. Категория художественного времени становится одним из важнейших факторов, определяющих структуру всей книги. Внешне повествование, казалось бы, охватывает совершенно определенный исторический период — с 1731 по 1825 г. Но с самых первых страниц писатель постоянно соотносит события XVIII в. с живой современностью. Поэтому нельзя воспринимать книгу Салтыкова-Щедрина как сатиру на историю, хотя в описаниях некоторых градоначальников и можно найти намеки на тех или иных царей, министров. Так, в образе Негодяева есть что-то от Павла I, Грустилов напоминает Александра I, Угрюм-Бурчеев — Аракчеева и т. д. Однако глуповские градоначальники в целом вовсе не олицетворяют собой конкретных русских царей или их министров. Значение щедринской сатиры значительно шире. В ней речь идет о всей системе самодержавного правления, системе антинародной и античеловеческой, оставшейся в своих основных чертах неизменной. Раскрывая суть своего замысла, Щедрин писал: «Может быть, я и ошибаюсь, но во всяком случае ошибаюсь совершенно искренне, что те же самые основы жизни, которые существовали в XVIII в., существуют и теперь. Следовательно, историческая сатира вовсе не была для меня целью, а только формою».

Как бы внешне ни отличались градоначальники друг от друга, их объединяет одно: любое их действие направлено против народа. На первых же страницах «Истории одного города» о градоначальниках было сказано: «Все они секут обывателей...» Так с самого начала поставлена главная проблема произведения: самодержавие и народ.

Предельной концентрации деспотическая сущность антинародной политики самодержавия достигла в образе Угрюм-Бурчеева. Он превращается в страшный символ мертвенной, механической, бездушной власти, правящей Глуповым.

Потеряв всякую жизненную опору, представители самодержавно-крепостнического режима живут в каком-то фантастическом мире. Впрочем, сама по себе фантастика у Щедрина не так уж далеко отстоит от реальной действительности. Сатирик лишь доводит до логического конца, заостряет, гиперболизирует то, что зафиксировано в народном творчестве; порою он как бы материализует метафорические выражения, уже существующие в языке. Так, словосочетание «пустая голова» вырастает у Салтыкова-Щедрина в образ градоначальника с фаршированной головой (Прыщ). У другого градоначальника в голове находится маленький органчик, который мог наигрывать только два романса: «Разорю» и «Не потерплю».

Возникает возможность для остроумного обыгрывания этих гротескных ситуаций: фаршированная голова может быть съедена, органчик требует ремонта и т. д. Объясняя необычный характер повествования в «Истории одного города», сатирик писал: «...Градоначальник с фаршированном головой означает не человека с фаршированной головой, но именно градоначальника, распоряжающегося судьбами многих тысяч людей. Ото даже и не смех, а трагическое положение». Когда либеральные критики продемонстрировали непонимание своеобразия повество-иательной манеры сатирика, обвиняя его в преувеличении и искажении действительности, Салтыков-Щедрин отвечал: «Если б иместо слова «органчик» было бы поставлено слово «дурак», то рецензент, наверное, не нашел бы ничего неестественного... Ведь не в том дело, что у Брудастого в голове оказался органчик, наигрывающий романсы «не потерплю» и «разорю», а в том, что есть люди, которых все существование исчерпывается этими двумя романсами. Есть такие люди или нет?»

Отношение писателя к народу принципиально отличалось ОТ его отношения к миру угнетателей и эксплуататоров. С глубоким и искренним сожалением пишет он о глуповцах, которых называют «бедными ошеломляемыми». Однако изображение народа у Салтыкова-Щедрина далеко не однозначно. Он решительно но принимает настроений пассивности, смирения, непротивления злу. Объясняется это свойственным всем революционным демократам стремлением пробудить народ к активным действиям, К борьбе и одновременно пониманием трагической участи народа, угнетаемого всей системой эксплуататорского общества.

В начале книги преобладает преимущественно сатирический пафос, но постепенно все сильнее и сильнее становятся ощутимыми и другие мотивы, особенно в последних главах: «Поклонение мамоне и покаяние» и «Подтверждение покаяния. Заключение». Именно здесь содержатся важные мысли писателя о том, что глупость, инертность, «ошеломленность» жителей города Глупова пе есть их природные свойства, но образуют лишь «искусственные примеси». Глуповцы могут быть способными и на протест. Символичиы и эпизоды с рекою, которую вознамерился запрудить Угрюм-Бурчеев и которая, несмотря на все его усилия, упрямо текла в прежнем направлении.
Означает ли это, что в конце у Салтыкова-Щедрина начинают звучать оптимистические нотки? Ответ на этот вопрос прямо связан с тем истолкованием, которое можно дать последним абзацам главы «Подтверждение покаяния. Заключение», где появляется «нечто», несущееся на город, «по временам изрыгая из себя какие-то глухие, каркающие звуки».

Давно уже в нашем литературоведении идут споры относительно объяснения этого финала. Неясно, почему при приближении этого таинственного «оно» «неисповедимый ужас выступил на всех лицах, охватил все сердца», почему именно Угрюм-Бурчеев оказался в состоянии предвидеть «его» появление, В большинстве исследований мистический «не то ливень, не то смерч» ассоциируется с идеей народного восстания. Высказывается и другое мнение, согласно которому в финале речь идет о наступлении в России реакции после поражения восстания декабристов в 1825 г. «...В образе «оно»,— пишет Д. П. Николаев, появляется нечто враждебное жизни, враждебное глуповцам, выступившим против градоначальника, и «родственное» Угрюм-Бурчееву... Это одновременно широчайшее итоговое обобщение всего того, что враждебно жизни, человеку, народу, общественному развитию».

Художественный мир «Истории одного города» строится на новых принципах сатирической типизации. Основными приемами изображения действительности становятся заострение, гротеск, сатирическая фантастика. Это особые и очень эффективные формы художественного обобщения действительности, способные вскрыть глубинные противоречия жизни, сделать их предельно наглядными. «История одного города», в которой художественная манера автора была доведена до высокой степени совершенства, является одним из шедевров русской и мировой сатиры.