«Адаптирование летописного текста «Слова о полку Игореве»»

В процессе адаптирования летописного текста историографы приближали его к миропониманию своего времени, вкладывая в свой текст мысли, понятия и речь человека XVIII в. И так случалось даже в том случае, когда автор (в частности, Татищев) ставил себе задачей полностью воссоздать тип летописного повествования, его дух, его стиль. Перерабатывая летописный материал, авторы «Историй» неизбежно модернизировали его.

Не летописца, а сочинителя XVIII в. выдает фраза, сказанная князем Игорем по поводу солнечного затмения. Успокаивая вельмож, испугавшихся затмения («Сие знамение не на добро есть»), Игорь произносит: «Знамения такие многократно никоего зла не приносят. И кто ведает, для нас ли или других кого сие, понеже оно видимо есть во всех землях и странах». В ответе Игоря знамение не имеет смысла грозного предзнаменования, как в летописи. Устами древнерусского князя Татищев объясняет небесное явление с точки зрения естественно-научных представлений своего времени.

Политические страсти 60-х годов XVIII в., острота русско-турецких отношений этого периода оставили свой след на «Истории» Эмина и, в частности, даже на рассказе о походе Игоря. В Лаврентьевской летописи есть такой фрагмент: после первого сражения русские князья похваляются на половецких вежах, говоря, что их предшественники, отправляясь в поход против половцев, не заходили так далеко в степь, а бились «зря на Перея-славль». Этот мотив похвальбы отразился во всех рассказах, восходящих к Лаврентьевской летописи. Эмин переосмысляет его с упоминанием уже не города Переяславля, а Кафы (Феодосии): «Предки наши всегда мысленный их взор обращали даже к Кафе». Таким образом, в изложение древней истории Эмин вносит политические интересы современности: когда он писал свою «Историю» шла русско-турецкая война за присоединение Крыма.

Сопоставление летописных рассказов с историографической традицией XVIII в. показывает, что историографы не относились к летописям как простые переписчики. Они интерпретировали и обрабатывали летописный материал в соответствии со своими знаниями, историческими и литературными представлениями, практическими требованиями и задачами исторической науки своего времени. При этом, отойдя от летописного текста, писатели-историографы сделали шаги не по пути создания архаической системы, характерной для «Слова о полку Игореве», а напротив, — пошли по пути модернизации реального материала средневековой истории. Во всех историографических описаниях похода Игоря проявился подход к событиям древней истории человека XVIII в., его оценка, его позиция, его взгляд, его вкус.

Летописные рассказы получили у историографов тенденциозную обработку, так как главная задача их трудов была не только историческая, но и философско-нравственная, публицистическая. На историческом материале писатели-историки выражали свои национально-политические идеи, создавали своеобразный этический кодекс. Преследуя нравоучительно-патриотические цели, историография гораздо большее значение придавала версии излагаемых событий, чем фактам, почерпнутым из источников.

Внешняя и внутренняя структура историографических рассказов строится на цепи мотивировок, отразивших одновременно и черты рационалистического сознания XVIII в. и интерес времени к душевным переживаниям, чувствительности, склонность к психологическому анализу исторической тематики. Такой подход совершенно чужд «Слову». Заметим, в нем нет ни одной мотивировки, и тем более психологической.

В рассказах историографов отразились также литературные вкусы, поэтика XVIII в. со склонностью к перифразу, стилистической распространенности.

Даже начитанные авторы «Историй» затруднялись в текстуальном понимании летописи из-за туманного знания семантики отдельных древних слов, результатом чего было появление ошибок в их рассказах. Таким образом, используя древние тексты и стремясь к литературно-художественной типизации, ни один из этих писателей-историков не приблизился по типу своего мышления к автору «Слова». Даже интерпретация летописных рассказов, произведений, значительно менее сложных по своей идейной и художественной структуре, чем «Слово о полку Игореве», представляла для авторов «Историй», даже для самых образованных из них, каким был, например, В. Н. Татищев, определенные трудности.

Все развитие историографии XVIII в., в частности ее методика и стилистика при описании похода Игоря, свидетельствует о том, что принципы этой работы коренным образом отличались от изображения тех же событий в летописях и в «Слове о полку Игореве».

Если бы «Слово» было создано во второй половине XVIII в., как думают скептики, то, вероятно, оно должно было иметь связи с историографической традицией XVIII в. Однако точки соприкосновения «Слова о полку Игореве» с историографией появились лишь в XIX в. После тою как было открыто и опубликовано, оно сразу же нашло живой отклик в «Истории государства Российского» Н. М. Карамзина, где кратко, но поэтически перелагается сюжетная канва рассказа Ипатьевской летописи и «Слова о полку Игореве».

От историографической же традиции XVIII «Слово» не зависит. Ни одно из добавлений или изменений текста летописи в исторических сочинениях XVIII в. не имеет в нем аналогий. И ни в одном из рассказов в исторических трудах XVIII в. нет следов такой художественной манеры, которая отличает «Слово о полку Игореве».