«История создания повести «Тарас Бульба»»

Работе Гоголя над «Тарасом Бульбой» предшествовало тщательное, глубокое изучение исторических источников. Среди них следует назвать «Описание Украины» Бопла­на, «Историю о казаках запорожских» Мышецкого, руко­писные списки украинских летописей — Самовидца, Ве­личко, Грабянки и т. д.

Но эти источники не удовлетворяли вполне Гоголя. В них многого ему не хватало: прежде всего характерных бытовых деталей, живых примет времени, истинного по­нимания минувшей эпохи. Специальные исторические ис­следования и летописи казались писателю слишком сухи­ми, вялыми и в сущности мало помогающими художнику постигнуть дух народной жизни, характеры, психологию людей. В 1834 году в письме к И. Срезневскому он остро­умно заметил, что эти летописи, создававшиеся не по го­рячему следу событий, а «тогда, когда память уступила место забвению», напоминают ему «хозяина, прибившего замок к своей конюшне, когда лошади уже были укра­дены» (X, 299).

Среди источников, которые помогли Гоголю в работе над «Тарасом Бульбой», был еще один, важнейший: на­родные украинские песни, особенно исторические песни и думы.

Гоголь считал украинскую народную песню драго­ценным кладезем для историка и поэта, желающих «вы­пытать дух минувшего века» и постигнуть «историю на­рода». Из летописных и научных источников Гоголь чер­пал исторические сведения, необходимые ему фактиче­ские подробности, касающиеся конкретных событий Думы и песни же давали ему нечто гораздо более сущест­венное. Они помогали писателю понять душу народа, его национальный характер, живые приметы его быта. Он извлекает из фольклорной песни сюжетные мотивы, по­рой даже целые эпизоды. Например, драматическая по­весть о Мосии Шиле, попавшем в плен к туркам и затем обманувшем их и вызволившем из вражеского плена всех своих товарищей, навеяна Гоголю известной укра­инской думой о Самойле Кишке. Да и образ Андрия соз­дан под несомненным влиянием украинских дум об от­ступнике Тетеренке и изменнике Савве Чалом.

Гоголь многое берет в народной поэзии, но берет как писатель, чуткий и восприимчивый к ее художественному строю, со своим отношением к действительности, к мате­риалу. Поэтика народной песни оказала огромное влияние на всю художественно-изобразительную систему «Тараса Бульбы», на язык повести.

Яркий живописный эпитет, красочное сравнение, ха­рактерный ритмический повтор — все эти приемы усили­вали пасенное звучание стиля повести. «Не достойна ли я вечных жалоб? Не несчастна ли мать, родившая меня на свет? Не горькая ли доля пришлась на часть мне? Не лютый ли ты палач мой, моя свирепая судьба?» (II, 105). Или: «Кудри, кудри он видел, длинные, длинные кудри, и подобную речному лебедю грудь, и снежную шею, и плечи, и все, что создано для безумных поцелуев» (II, 143). Необыкновенно эмоциональная, лирическая окрас­ка фразы, равно как и все другие ее художественные приметы, создает ощущение органической близости мане­ры гоголевского повествования к стилю народной песни.

В повести чувствуется влияние былинно-песенного приема распространенных сравнений: «Оглянулся Андрий: перед ним Тарас! Затрясся он всем телом и вдруг стал бледен . Так школьник, неосто­рожно задравши своего товарища и получивши за то от него удар линейкою по лбу, вспыхивает, как огонь, беше­ный вскакивает из лавки и гонится за испуганным това­рищем своим, готовый разорвать его на части, и вдруг наталкивается на входящего в класс учителя: вмиг при­тихает бешеный порыв и упадает бессильная ярость. Подобно ему в один миг пропал, как бы не бывал вовсе, гнев Андрия. И видел он перед собою одного только страшного отца» (II, 143).

Сравнение становится столь обширным, что выраста­ет словно в самостоятельную картину, которая на самом деле нисколько не является самодовлеющей, а помогает конкретнее, полнее, глубже раскрыть характер человека или его душевное состояние.

«Тарас Бульба» имеет .большую и сложную творче­скую историю. Он был впервые напечатан в 1835 году в сборнике «Миргород». В 1842 году во втором томе своих «Сочинений» Гоголь поместил «Тараса Бульбу» в новой, коренным образом переделанной редакции. Работа над этим произведением продолжалась с перерывами девять лет: с 1833 года до 1842-го. Между первой и второй ре­дакциями «Тараса Бульбы» был написан ряд промежу­точных редакций некоторых глав.

В писательском облике Гоголя есть одна весьма при­мечательная черта. Написав и даже напечатав свое про­изведение, он никогда не считал свою работу над ним законченной, продолжая неутомимо совершенствовать его. Вот почему произведения этого писателя имеют такое множество редакций. Гоголь, по свидетельству Н. В. Бер­га, рассказывал, что он до восьми раз переписывал свои произведения: «Только после восьмой переписки, непре­менно собственною рукою, труд является вполне худож­нически законченным, достигает перла создания».

Интерес Гоголя к украинской истории после 1835 года нисколько не ослабевал, а порой даже приобретал особую остроту, как это было, например, в 1839 году. «Малорос­си песни со мною», — сообщает он Погодину в середине августа этого года из Мариенбада. «Запасаюсь и тщусь сколько возможно надышаться стариной» (XI, 240—241). Гоголь в это время размышляет об Ук­раине, ее истории, ее людях, и новые творческие замыс­лы будоражат его сознание. В конце августа того же года он пишет Шевыреву: «Передо мною выясниваются и про­ходят поэтическим строем времена казачества, и если я ничего не сделаю из этого, то я буду большой дурак. Ма­лороссийские ли песни, которые теперь у меня под рукою, навеяли их или на душу мою нашло само собою ясновиде­ние прошедшего, только я чую много того, что ныне ред­ко случается. Благослови!» (XI, 241).

Усилившийся осенью 1839 года интерес Гоголя к исто­рии и к фольклору был связан с задуманной им драмой из украинской истории «Выбритый ус», а также с рабо­той над второй редакцией «Тараса Бульбы». Пришлось снова обратиться к написанным в различное время чер­новым наброскам новой редакции, заново многое переос­мысливать, устранять некоторые случайно вкравшиес'я противоречия[5] и т. д. Интенсивная работа продолжалась в течение трех лет: с осени 1839 года до лета 1842.

Вторая редакция «Тараса Бульбы» создавалась одно­временно с работой Гоголя над первым томом «Мертвых душ», т. е. в период наибольшей идейно-художественной зрелости писателя. Эта редакция стала глубже по своей идее, своему демократическому пафосу, совершеннее в ху­дожественном отношении.

Чрезвычайно характерна эволюция, которую претер­пела повесть. Во второй редакции она значительно расши­рилась в своем объеме, став почти в два раза больше. Вместо девяти глав в первой редакции — двенадцать глав во второй. Появились новые персонажи, конфликты, си­туации. Существенно обогатился историко-бытовой фон повести, были введены новые подробности в описании Сечи, сражений, заново написана сцена выборов кошевого, намного расширена картина осады Дубно и т.п.

Самое же главное в другом. В первой, «миргородской», редакции «Тараса Бульбы» движение украинского каза­чества против польской шляхты еще не было осмыслено в масштабе общенародной освободительной борьбы. Имен­но это обстоятельство побудило Гоголя к коренной перс-работке всего произведения. В то время как в «миргород­ской» редакции «многие струны исторической жизни Ма­лороссии» остались, по словам Белинского, «нетронуты­ми», в новой редакции автор исчерпал «всю жизнь исто­рической Малороссии» (VI, 661). Ярче и полнее раскры­вается здесь тема народно-освободительного движения, и повесть в еще большей мере приобретает характер народ­но-героической эпопеи.

Подлинно эпический размах приобрели во второй ре­дакции батальные сцены.

Вышколенному, но разобщенному воинству польской шляхты, в котором каждый отвечает только за себя, Го­голь противопоставляет сомкнутый, железный, проник­нутый единым порывом строй запорожцев. Внимание пи­сателя почти не фиксируется на том, как сражается тог или иной казак. Гоголь неизменно подчеркивает слит­ность, общность, мощь всей Запорожской рати: «Без вся­кого теоретического понятия о регулярности, они шли с изумительною регулярностию, как будто бы происходив­шею от того, что сердца их и страсти били в один такт единством всеобщей мысли. Ни один не отделялся; нигде не разрывалась эта масса». То было зрелище, продолжает Гоголь, которое могло быть достойно передано лишь кистью живописца. Французский инженер, воевавший на стороне врагов Сечи, «бросил фитиль, которым готовился зажигать пушки, и, позабывшись, бил в ладони, крича громко: «Браво, месье запороги!» (II, 329).

Этот яркий, но несколько театральный эпизод претер­пел затем существенную эволюцию. Он развертывается в большую батальную картину, эпическую по своей широ­те. В первой редакции французский инженер, о котором сказано, что он «был истинный в душе артист», восхища­ется красотой казацкого строя, который в едином порыве несется на пули врага. Во второй редакции подробно изоб­ражается уже самый бой, а иноземный инженер дивится не строю казаков, а их «невиданной тактике» и при этом произносит уже совсем иную фразу: «Вот бравые молод­цы-запорожцы! Вот как нужно биться и другим в других землях!» (II, 135).

Подвергается серьезной переработке образ Тараса Бульбы: он становится социально более выразительным и психологически цельным. Если в «миргородской» редак­ции он перессорился со своими товарищами из-за нерав­ного дележа добычи (II, 284) — деталь, явно противоре­чившая героическому характеру Тараса Бульбы, — то в окончательном тексте повести он «перессорился с теми из своих товарищей, которые были наклонны к варшав­ской стороне, называя их холопьями польских панов» (II, 48). Подобное усиление идейного акцента мы находим и в ряде других случаев. Например, в «миргородской» редак­ции: «Вообще он (Тарас. — С. М.) был большой охотник до набегов и бунтов» (II, 284). В окончательной же редак­ции 1842 года мы читаем: «Неугомонный вечно, он считал себя законным защитником православия. Самоуправно входил в села, где только жаловались на притеснения арендаторов и на прибавку новых пошлин с дыма» (II, 48). Таким образом, из «охотника до набегов и бун­тов» Тарас Бульба превращается в «законного» защитни­ка угнетенного народа. Усиливается патриотическое зву­чание образа. Именно во второй редакции Тарас произно­сит свою речь о том, «что такое есть наше товарищество».

Некоторые важные изменения претерпевает и образ Андрия. Он приобретает ощутимо большую психологиче­скую определенность. Гоголю удается преодолеть прежде присущую образу Андрия известную схематичность и од­нолинейность. Внутренний мир его переживаний стано­вится более емким, сложным. Его любовь к полячке те­перь не только глубже мотивируется, но и получает более яркую эмоциональную, лирическую окраску.

В работе над окончательным текстом «Тараса Буль­бы» Гоголь несомненно учел художественный опыт исто­рической прозы Пушкина. Именно во второй редакции повесть приобрела ту реалистическую полноту и завер­шенность поэтической формы, которая отличает это вели­кое произведение русской классической литературы.