«Проблематика романа Е. Замятина «Мы»»

Е. И. Замятин был одной из самых ярких фигур среди тех писателей, кто не отверг революцию с порога, кто принял её как реальную судьбу отечества, но остался свободен в своём творчестве, в художественной оценке событий.

Наблюдательный взгляд Замятина точно улавливал крайности, действительно свойственные эпохе. Особенно его тревожила тенденция к обезличиванию всей человеческой деятельности, весьма отчётливо выступавшая в социальной и духовной жизни революционных лет. Замятин был убеждён, что революция лишь усугубляет давний исторический недуг отечества, понижает духовный потенциал личности в России. Он опасался, что это губительно скажется на судьбах страны, исказит будущее общество. И предостерегать от этого он считал долгом художника.

Так появился роман «Мы» (1921 — 1922), где рисовалось будущее, в котором благополучное существование людей построено именно на их отказе от собственной личности. «Математически безошибочное счастье» для всех обеспечивает Единое Государство. Каждый получает сытость, покой, занятие по способностям, полное удовлетворение всех физических потребностей — и ради этого он должен отказаться от всего, что отличает его от других: от живых чувств, собственных стремлений, естественных привязанностей и побуждений. Само понятие «человек» заменено понятием «нумера», и золотые бляхи с присвоенным нумером каждый носит на груди.

Все живут по законам Часовой Скрижали: в одно время встают и ложатся, одновременно подносят ложки ко рту; все вместе по четыре нумера в ряд ходят на прогулку. Строго в определённые дни любят друг друга. Любовь каждого и каждой — предмет, доступный для всех. Она регулируется «розовыми талонами» от врача на сексуальные встречи. Всякие собственные чувства и предпочтения запретны. Всё это называется состоянием «идеальной несвободы» в отличие от «дикой свободы» прежних веков.

Однако человеческая природа не выносит такого пусть благополучного, но безличного существования. Вопреки безупречно организованному устройству жизни пробиваются, дают себя знать живые человеческие эмоции и страсти. Герой-повествователь, Д-503, математик на государственной службе, восторженно преклоняющейся перед Единым Государством и его рассудком, начинает ощущать эти чувства в себе самом. Он влюбляется, его тревожат мечты и странные мысли. И то же — неясные стремления в чему-то, неожиданные эмоции — обнаружатся у тысяч «нумеров».

Кульминацией этого сопротивления человеческой природы механическому благоденствию становится заговор против Единого Государства и восстание. Их возглавляет И-330 — та женщина, которую полюбил герой. Это восстание во имя любви, во имя права на собственные чувства и пристрастия, во имя возвращения к естественной жизни.

Но финал романа мрачен. Рассудочная и бездушная машина Единого Государства одолевает сопротивление. Разработана и поголовно осуществляется операция по удалению у человека фантазии, а ней и всего человеческого — неудовлетворённости, живых переживаний, воображения. Так в людях уничтожается личность, и восстание обречено на поражение. А герой, в ком пробудилась индивидуальность, подвергнут операции и тем вновь обезличен, опять верно служит бездушию Единого Государства и предаёт свою возлюбленную. И-330 погибает под пытками, не сказав ни слова.

Замятинское «Мы» можно назвать романом-предостережением. Предостережением против такого будущего, каким оно станет, если всё пойдёт так, как началось. Эти опасения писателя имели под собой серьёзные основания. Революционное общество действительно было готово отвергнуть всю общечеловеческую культуру, мораль и психологию как индивидуалистические. А новую «пролетарскую» культуру, новую мораль и психологию представляли сплошь коллективистскими, совершенно не связанными с миром личности. Да саму «новую» пролетарскую массу представляли обезличенной, лишённой индивидуальных переживаний, знающей только классовые чувства.

Исследователи уже проводили параллель между замятинским «Мы» и суждениями одного из теоретиков пролетарской культуры А. Гастева. Этот последний находил в «…пролетарской психологии поразительную анонимность, позволяющую квалифицировать отдельную пролетарскую единицу как А, В, С или как 375, 075, 0 и т. п.».

Гастев предсказал в скором будущем возникновение таких рабочих «коллективов-комплексов», «в которых как будто уже нет человеческого, индивидуального лица, а есть… лица без экспрессий, душа, лишённая лирики, эмоция, измеряемая не криком, не смехом, а манометром».

Не исключено, что Замятин прямо пародировал эти гастевские идеи. Но дело далеко не только в них. Родившийся как предостережение против социальных и идейных крайностей уже далёкой от нас эпохи, роман «Мы» важен не самой критикой этих крайностей, имеет не просто историко-литературное значение. Он продолжает жить, ибо причастен к острейшим, не теряющим напряжения проблемам века.

История доказала несостоятельность так называемого социалистического выбора, футурологические фантазии Замятина отозвались во вполне конкретной исторической практике. Действительность в нашей стране на время превзошла даже худшие опасения Замятина: в 30-е и 40-е годы миллионы людей были превращены в «нумера», но не золотых бляхах эти нумера писались, а на лагерных бушлатах.

Написанный в 1920 году, роман Замятина с 1921 года получил широкое хождение в рукописных списках. Он открыл собой ряд «антиутопий» ХХ века.