Преступление и наказание
Фёдор Михайлович Достоевский
Краткое изложение
Читается примерно за 9 минут
Сочинения
649 сочинений
Главные герои
И их характеристика
«Индивидуалистический бунт Родиона Раскольникова и Ивана Карамазова»
Сочинение
Достоевский, стоявший на эшафоте в ожидании выстрела, испытавший унижения и лишения тюремной жизни, страдавший эпилепсией, создал очень сложный литературный мир. Двойственность душ героев его произведений доведена до крайности. В них одновременно сосуществуют "святость и греховность", "самоотрицание и само возвеличивание". Для Достоевского интересен только тот персонаж, в котором живут и противоборствуют добро и зло. В его мире цельность личности - смертельный недуг, непростительный грех. Чем противоречивей его герой, чем больше в нем ложного, тем важнее его роль, ток как романы Достоевского являются во многом судебными процессами.
Родион Раскольников, с одной стороны, чуткий, способный на самопожертвование человек, с другой - бунтарь, совершающий аморальный поступок.
Преступление героя не есть результат его свободного выбора. Раскольников - жертва авторского произвола. Он обречен на убийство, потому что для суда необходим подсудимый, Раскольников попал в капкан. Автор провоцирует героя всеми возможными способами: тут и встреча с Мармеладовым, и письмо матери, и падшая девица, и бедность.
Мотив преступления - деньги. Паутина мелочных расчетов плетется автором вокруг Раскольникова только до убийства. А после же преступления денег хватает на все, даже на поминки Мармеладова. Деньги существуют в романе как условность.
Преступление же обеспечено сложность души Раскольникова. Когда герой перечисляет законодателей и установителей человечества он упоминает Ликурга, Солона, Магомета и Наполеона. И тут бросается в глаза отсутствие одного имени: нет Христа. Этим многозначительным умолчанием Достоевский ставит крайне провокационный вопрос: "А не был ли и Христос преступником?" " Уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушал древний свято чтимый обществом".
Герой не включает в свой список сверх людей Христа, но это не означает, что автор не помнит о нем, что он не видит в божьем сыне, создателя нового закона, новой нравственности, прообраз своего героя.
Кумиры, идолы Раскольникова великие гении, вершители судеб человечества. Чтобы стать одним из них, герою надо принять на себя все грехи людские и тем изжить их. Его преступление в парадоксально этике Достоевского смыкается с величайшей жертвой. Здесь начинается первейшая для Достоевского тема Христа - преступника, которая мучила автора всю его жизнь. Старуха- процентщица действительно пала жертвой не убийцы, а принципа. Раскольников совершил преступление потому, что он человек, Не проверял ли Достоевский героя на прочность из-за того, что увидел себя в осужденном убийце? Не хотел ли убедиться в том, смог бы он, автор, совершить преступление?
Раскольников оказывается в тупике, но Достоевский находит выход из положения, а помогает ему в этом статейка, сложившая до этого уликой дотошному Порфирию Петровичу. И вот это газетная заметка превратилась в залог громадного литературного таланта героя, которым бредит его мать. Это утверждает и Свидригайлов: " Большой шельмой может быть, когда вздор повылетит", и чиновник Порох, оригинально замечающий, что многие писатели в начале совершают экстравагантные поступки. По ходу романа Раскольников общается с Порфирием Петровичем, представляющим идеи земной справедливости, возмездия, но не правды. Этот дьявол искуситель появляется и в "Братьях Карамазовых" в образе черта Ивана
В отличие от Раскольникова, которого, строго говоря, нельзя назвать писателем, Иван Карамазов имеет литературное дарование: автор не случайно рассказывает об успехе его журналистской деятельности.
Иван сложная, противоречивая фигура. Он отрицает религию и видит в прошлом человечества лишь жестокость несправедливость и угнетение. Иван Карамазов восстает против примирения с неизбежностью людских страданий, которая составляет сущность христианской, да и всякой другой религиозной морали. Он исходит из утверждения, что никакой ценой нельзя оправдать их. Отсюда и его слова о слезе невинного ребенка, которая не может быть окуплена будущей гармонией. Но в результате такого подхода к вопросам социального порядка он приходит к нигилистическому отрицанию всякой нравственности и идеалов. Если невозможно установить всеобщую гармонию, если неизбежны слезы мира и логический вывод. Что "все дозволено". Иван все время мечется между полюсами добра и зла со свойственным Карамазовым "безудержем". Бунт героя против религии выражается в "Легенде о великом инквизиторе". Иван считает, что только чудо, тайна и авторитет могут дать счастье "малым сим" по его мнению, человек не способен устроить сам себе свободу и благополучие на земле. Христианский идеал не под силу людям, без насилия нельзя править миром. В конце концов, эти колебания и муки завершаются тяжелым психическим заболеванием.
Раскольников, в романе, сознательно неприятен всем. В его поведении акцент поставлен на моментах, возмущающих нравственное чувство. Со злостью сопротивляясь человечному в себе, он пытается его задушить, терзая себя и близких. Мы неприемлем героя в этой абсолютной, опустошающей вражде к миру. Автор же больше симпатизирует ему, нетерпеливому мыслителю и философу, не докапывающемуся до корня лежащих перед ним противоречий, чем Ивану с его досконально продуманной теорией.
У меня Иван Карамазов вызывает сочувствие. Он мне доже более симпатичен, чем Алексей, от которого "веет холодком елейности".
Достоевский придерживается другой точки зрения, считая, что Иван становится идеологическим виновником убийства отца, решая, что Раскольников, " лупивший старушек по голове, чем попало", менее опасен, чем нигилист со своей философией, сталкивающей с " пути истинного" людей вроде Смердякова.
Бесовство по Достоевскому — это прежде всего отрицающее, разрушительное начало мира, человеческого сознания, отраженное во всех сферах жизнедеятельности. Основанием для того бесовства, которое исследовал писатель в своем романе, не случайно послужило именно псевдореволюционное нечаевское дело. Вот хотя бы такой пункт "Катехизиса": революционер обязан "разорвать всякую связь... со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный, и если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение..."
Поистине идея всеобщей погибели, философия разрушения ради разрушения, своеобразный сатанизм сознания, бесовство.
Если бы мы захотели отыскать корни такого сознания, то должны были бы прийти к двум его основаниям, к разделению человечества на две категории — господ и рабов по природе, с разными, свойственными каждой из них системами ценностей, в том числе и этических. "Есть мораль господ и мораль рабов", — скажет Ницше, но скажет уже после Рас-кольникова, после бесов Достоевского, и скажет вовсе не потому, что прочитает их теории и будет следовать им. Нет. А потому, что Достоевский, рисуя своих бесов, уже предвидел и наступление ницшеанства, и более отдаленные идеи вполне реальных исторических беснований. В свое время Достоевский провозглашался едва ли не учителем или даже просто предшественником Ницше. На самом деле "властитель дум" буржуазного сознания конца XIX — начала XX века — лишь один из героев Достоевского, как бы вышедший из его романа "Бесы", реализовавшийся в самой действительности.
Разделение человечества на две категории и признание лишь за одной из них права на господство прямо связано и со следующим шагом — с признанием себя самого, собственного "я" центром мира и мерой всех вещей, то есть опять-таки с бесовским сознанием эгоцентризма.
"Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?" — вопрошает герой "Записок из подполья" Достоевского и с демонизмом обывателя ответствует: "Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить". Ибо, по убеждению подпольного демона,"человеку надо одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела". Сознание героя "Записок", разделяющего весь мир на две категории: "я" и "они", — не его личное изобретение. Он скорее сам жертва этого сознания, нежели его создатель. Князь Валковский из "Униженных и оскорбленных" — отнюдь не униженный и не оскорбленный, в отличие от того же героя из подполья. Но его философия жизни, по сути, та же, что и у героя из подполья... Все для него вздор. Не вздор лишь единственное: "я сам. Все для меня, и весь мир для меня создан... Я, например, уже давно освободил себя от всех пут и даже обязанностей. Люби самого себя — вот одно правило, которое я признаю... Угрызений совести у меня не было никогда. Я на все согласен, было бы мне хорошо".
"Возлюби самого себя" — идеал и программа не только героя из подполья и Банковского, но и праздного Свидригайлова, и человека дела — Лужина. Но вот Раскольников живет страстной мечтой о благе для ближних, своих хотя бы, да и для всего человечества в идеале. Но и он во имя блага разделяет человечество на две категории (то же в основе своей разделение, что и у Великого инквизитора), и он берет за идеал своеволие личности (Ликург, Солон, Магомет, Наполеон), которая "право имеет" решать, кому жить, а кому умереть. Наиболее обаятельной в этом смысле была, конечно, личность Наполеона. Раскольников — нищий студент. Наполеон не был нищим. Но по природе своей преступления того и другого родственны, хотя и, естественно, разномасштабны.Писарев в свое время утверждал, что корень преступления Расколь-никова в его нищете, но сам Раскольников мог бы ответить ему словами, сказанными им Соне Мармеладовой: "Знаешь... что я тебе скажу: если б только я зарезал из того, что голоден был, то и теперь бы счастлив был! Знай ты это!"
Какова природа того начала, которое движет идеей героя "Преступления и наказания"? "Не рассудок, так бес!" — сознает сам Раскольников и притом "странно усмехаясь"... Достоевский был свидетелем эпохи крайнего кризиса старых форм классического гуманизма, основная формула которого — "человек есть мера всех вещей" — необходимо вырождалась в крайность буржуазного сознания: "Я есть мера всех вещей".
Достоевского не менее других русских писателей мучили язвы социальной несправедливости, и он боялся не их устранения, его пугала все более распространявшаяся другая чума, "моровая язва" того типа сознания, которое он определил как бесовство, которое могло бы, по его убеждению, "окончательно сделать Россию вакантною нациею"... Достоевский боялся, как бы ненависть к определенным сторонам российской действительности не стала бы только удобной формой проявления ненависти к России вообще. И прежде всего к народной России. Потому что именно "в народных началах заключаются залоги того, что Россия может сказать слово живой жизни ив грядущем человечестве".
И в этом плане в "Бесах" особую наполненность приобретает фраза рассказчика: "Аплодировала уже чуть не половина залы; увлекались не-виннейше; бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?" Отношение к своему народу, к своей стра не, как к чужому и даже чуждому, как к материалу, средству достижения любой ценой своих, антинародных по природе, целей, — вот что пугало Достоевского, вот с каким бесрвством сознания воевал он, вот о чем предупреждал и пророчествовал.
Реальные герои Достоевского, охваченные болезнью бесовства, несут в себе не только черты конкретно-исторических проявлений его эпохи, но и бытийные, включающие в себя опыт тысячелетия и открывающие нам глаза на ту перспективу, которую несло и несет в себе их человеконенавистническое сознание.
Какова природа того начала, которое движет идеей героя «Преступления и наказания»?
Последнее время все больше стали говорить и писать о религии, о вере в Бога. У нас в школе на уроках литературы стали появляться темы, связанные с библейскими мотивами и образами в художественных произведениях. Идеями христианства пронизано творчество многих выдающихся писателей. Библейскими легендами, образами наполнены произведения Пушкина, Лермонтова, Толстого', Достоевского. И это не случайно, потому что в Библии речь идет о добре и зле, правде и лжи, о том, как жить и умирать. Недаром её называют Книгой Книг.
Читая произведения Достоевского, я обратил внимание на то, что они наполнены различными символами, ассоциациями. Огромное место среди них занимают мотивы и образы, заимствованные из Библии. Так, Рас-кольникову в романе «Преступление и наказание» грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве. О конце времен пророчествует «профессор Антихриста» Лебедев.
Предсказания и мифы Достоевский вводит в свои произведения для того, чтобы предостеречь человечество, стоящее на пороге глобальной катастрофы, Страшного суда, конца света. Герой романа «Бесы» Степан Трофимович Верховенский, переосмысливая евангельскую легенду, приходит к выводу: «Это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, — это все язвы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века!»
Для Достоевского использование библейских мифов и образов — не самоцель. Они служили иллюстрациями для его размышлений о трагических судьбах мира и России как части мировой цивилизации. Видел ли писатель пути, ведущие к оздоровлению общества, к смягчению нравов, к терпимости и милосердию? Безусловно. Залогом возрождения России он считал обращение к идее Христа. Тема духовного воскрешения личности, которую Достоевский считал главной в литературе, пронизывает все его произведения.
Одним из ключевых эпизодов «Преступления и наказания» является тот, в котором Соня Мармеладова читает Раскольникову библейскую легенду о возвращении к жизни Лазаря. Раскольников совершил злодеяние, он должен «уверовать» и покаяться. Это и будет его духовным очищением.
Герой обращается к Евангелию и должен, по мысли Достоевского, найти там ответы на мучающие его вопросы, должен постепенно переродить ся, перейти в новую для него действительность. Достоевский проводит идею, что человек, совершивший грех, способен духовно воскреснуть, если уверует в Христа и примет его нравственные заповеди.
О вере говорится и в легенде о Фоме, которая появляется в «Братьях Карамазовых». Апостол Фома поверил в воскрешение Христа только после того, как увидел все своими глазами и вложил свои пальцы в раны от гвоздей на руках - Иисуса. Но Достоевский убежден, что не чудо заставило Фому уверовать, ибо не чудо вызывает веру, а вера способствует появлению чуда. Поэтому, рассуждает писатель, и возрождение человека происходит не под влиянием некоего внешнего мистического чуда, а благодаря глубинной вере в истинность подвига Христа. ческого чуда, а благодаря глубинной вере в истинность подвига Христа.
Христос не просто библейский образ в произведениях Достоевского. Писатель сознательно наделяет князя Мышкина в романе «Идиот» чертами Иисуса. В романе «Братья Карамазовы» Ивану Карамазову видится пришествие Христа. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны алчущие и жаждущие, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
Эти нравственные принципы исповедуют многие персонажи Достоевского, вставшие на путь духовного возрождения. Основной нравственный принцип счастливых людей, по Достоевскому, заключается в следующих словах: «Главное — люби других, как себя...»
Духовное возрождение через сострадательную любовь и деятельность— такова философская концепция Достоевского. И для раскрытия ее автор использует мифы и образы, заимствованные из Библии.
Он так и говорил с читателем — всегда как бы лицом к лицу и перед лицом всего мира, с полной искренностью и без колебаний. Он верил в человека, в духовность его природы, оттого и доверял ему беспредельно как писатель. Влияние его на внутреннюю жизнь человечества поистине и до сих пор еще до конца не оценено.
За Достоевским издавна закрепилось определение "певец униженных и оскорбленных", но наряду с ним широко бытует и прямо враждебное этому определение-, "пророк сверхчеловека", "предтеча Ницше".
С осознанной гордостью и ответственностью называл себя Достоевский реалистом, но его и до сих пор пытаются изобразить как отца западного модернизма, авангардизма... Так, в интерпретациях некоторых западных толкователей "кошмарные" романы Достоевского являются моделью неоавангардистской антипрозы. Ярко антибуржуазный мыслитель в интерпретациях отдельных западных толкователей выглядит духовным отцом "тех современных буржуазных писателей, которые пытаются провозгласить характерными героями нашего времени невротиков и психопатов, стоящих вне культуры, вне общества, вне интеллекта".
Под пером одних комментаторов Достоевский предстает писателем, отрешенным от каких бы то ни было социальных проблем его эпохи, другими осмысливается как провозвестник "социального и нравственного обновления человечества". "Мракобес", противник любой революционной борьбы — для одних, он же — герой "социальных битв XIX века", "предшественник большевиков", "символ революционной России" — для других.
"Узконациональный" писатель, апостол "шовинизма", "национальной исключительности", "самый русский из всех русских писателей" (по более мягкому определению), тот же Достоевский осознается на Западе как истинный учитель и проповедник путей выхода из тупиков буржуазного сознания, как писатель, отвечающий именно национальным интересам антибуржуазно и антишовинистически мыслящей интеллигенции.
В каких только смертных грехах и до сих пор не обвиняется писатель, какие только преступления (подлинные и мнимые) его героев не приписываются на его собственный счет. Великий инквизитор — это де сам Достоевский, но, с другой стороны, и князь Мышкин оказывается литературной маской писателя. И отец Зосима, и старец Тихон — тоже он, Ставрогин, Раскольников, Свидригайлов, "подпольный герой" — все они якобы автопортреты их творца.
Да, противоречий и сложностей как в творчестве самого Достоевского, так и в нашем понимании его, отношении к нему — слишком много. И все-таки нельзя остановиться на этом признании, нужно попытаться проникнуть в те глубины личности и творчества писателя, которые бы открыли нам за всеми этими противоречиями единство личностных и творческих оснований такого поистине великого явления, как Достоевский. "Трагедия Эсхила и драмы Шекспира не могли потрясти души своих современников глубже, чем всколыхнули нас "Идиот", "Братья Карамазовы", "Анна Каренина"... — писал классик французской литературы Ромен Роллан. — Где... искали мы нашу духовную пишу и наш насущный хлеб, когда нашего чернозема уже не хватало, чтобы удовлетворить наш голод? Кто как не русские писатели были нашими руководителями? Толстой и Достоевский создали нашу душу..."
Родион Раскольников, с одной стороны, чуткий, способный на самопожертвование человек, с другой - бунтарь, совершающий аморальный поступок.
Преступление героя не есть результат его свободного выбора. Раскольников - жертва авторского произвола. Он обречен на убийство, потому что для суда необходим подсудимый, Раскольников попал в капкан. Автор провоцирует героя всеми возможными способами: тут и встреча с Мармеладовым, и письмо матери, и падшая девица, и бедность.
Мотив преступления - деньги. Паутина мелочных расчетов плетется автором вокруг Раскольникова только до убийства. А после же преступления денег хватает на все, даже на поминки Мармеладова. Деньги существуют в романе как условность.
Преступление же обеспечено сложность души Раскольникова. Когда герой перечисляет законодателей и установителей человечества он упоминает Ликурга, Солона, Магомета и Наполеона. И тут бросается в глаза отсутствие одного имени: нет Христа. Этим многозначительным умолчанием Достоевский ставит крайне провокационный вопрос: "А не был ли и Христос преступником?" " Уже тем одним, что, давая новый закон, тем самым нарушал древний свято чтимый обществом".
Герой не включает в свой список сверх людей Христа, но это не означает, что автор не помнит о нем, что он не видит в божьем сыне, создателя нового закона, новой нравственности, прообраз своего героя.
Кумиры, идолы Раскольникова великие гении, вершители судеб человечества. Чтобы стать одним из них, герою надо принять на себя все грехи людские и тем изжить их. Его преступление в парадоксально этике Достоевского смыкается с величайшей жертвой. Здесь начинается первейшая для Достоевского тема Христа - преступника, которая мучила автора всю его жизнь. Старуха- процентщица действительно пала жертвой не убийцы, а принципа. Раскольников совершил преступление потому, что он человек, Не проверял ли Достоевский героя на прочность из-за того, что увидел себя в осужденном убийце? Не хотел ли убедиться в том, смог бы он, автор, совершить преступление?
Раскольников оказывается в тупике, но Достоевский находит выход из положения, а помогает ему в этом статейка, сложившая до этого уликой дотошному Порфирию Петровичу. И вот это газетная заметка превратилась в залог громадного литературного таланта героя, которым бредит его мать. Это утверждает и Свидригайлов: " Большой шельмой может быть, когда вздор повылетит", и чиновник Порох, оригинально замечающий, что многие писатели в начале совершают экстравагантные поступки. По ходу романа Раскольников общается с Порфирием Петровичем, представляющим идеи земной справедливости, возмездия, но не правды. Этот дьявол искуситель появляется и в "Братьях Карамазовых" в образе черта Ивана
В отличие от Раскольникова, которого, строго говоря, нельзя назвать писателем, Иван Карамазов имеет литературное дарование: автор не случайно рассказывает об успехе его журналистской деятельности.
Иван сложная, противоречивая фигура. Он отрицает религию и видит в прошлом человечества лишь жестокость несправедливость и угнетение. Иван Карамазов восстает против примирения с неизбежностью людских страданий, которая составляет сущность христианской, да и всякой другой религиозной морали. Он исходит из утверждения, что никакой ценой нельзя оправдать их. Отсюда и его слова о слезе невинного ребенка, которая не может быть окуплена будущей гармонией. Но в результате такого подхода к вопросам социального порядка он приходит к нигилистическому отрицанию всякой нравственности и идеалов. Если невозможно установить всеобщую гармонию, если неизбежны слезы мира и логический вывод. Что "все дозволено". Иван все время мечется между полюсами добра и зла со свойственным Карамазовым "безудержем". Бунт героя против религии выражается в "Легенде о великом инквизиторе". Иван считает, что только чудо, тайна и авторитет могут дать счастье "малым сим" по его мнению, человек не способен устроить сам себе свободу и благополучие на земле. Христианский идеал не под силу людям, без насилия нельзя править миром. В конце концов, эти колебания и муки завершаются тяжелым психическим заболеванием.
Раскольников, в романе, сознательно неприятен всем. В его поведении акцент поставлен на моментах, возмущающих нравственное чувство. Со злостью сопротивляясь человечному в себе, он пытается его задушить, терзая себя и близких. Мы неприемлем героя в этой абсолютной, опустошающей вражде к миру. Автор же больше симпатизирует ему, нетерпеливому мыслителю и философу, не докапывающемуся до корня лежащих перед ним противоречий, чем Ивану с его досконально продуманной теорией.
У меня Иван Карамазов вызывает сочувствие. Он мне доже более симпатичен, чем Алексей, от которого "веет холодком елейности".
Достоевский придерживается другой точки зрения, считая, что Иван становится идеологическим виновником убийства отца, решая, что Раскольников, " лупивший старушек по голове, чем попало", менее опасен, чем нигилист со своей философией, сталкивающей с " пути истинного" людей вроде Смердякова.
Бесовство по Достоевскому — это прежде всего отрицающее, разрушительное начало мира, человеческого сознания, отраженное во всех сферах жизнедеятельности. Основанием для того бесовства, которое исследовал писатель в своем романе, не случайно послужило именно псевдореволюционное нечаевское дело. Вот хотя бы такой пункт "Катехизиса": революционер обязан "разорвать всякую связь... со всеми законами, приличиями, общепринятыми условиями и нравственностью этого мира. Он для него враг беспощадный, и если бы он продолжал жить в нем, то для того только, чтобы его вернее разрушить. Денно и нощно должна быть у него одна мысль, одна цель — беспощадное разрушение..."
Поистине идея всеобщей погибели, философия разрушения ради разрушения, своеобразный сатанизм сознания, бесовство.
Если бы мы захотели отыскать корни такого сознания, то должны были бы прийти к двум его основаниям, к разделению человечества на две категории — господ и рабов по природе, с разными, свойственными каждой из них системами ценностей, в том числе и этических. "Есть мораль господ и мораль рабов", — скажет Ницше, но скажет уже после Рас-кольникова, после бесов Достоевского, и скажет вовсе не потому, что прочитает их теории и будет следовать им. Нет. А потому, что Достоевский, рисуя своих бесов, уже предвидел и наступление ницшеанства, и более отдаленные идеи вполне реальных исторических беснований. В свое время Достоевский провозглашался едва ли не учителем или даже просто предшественником Ницше. На самом деле "властитель дум" буржуазного сознания конца XIX — начала XX века — лишь один из героев Достоевского, как бы вышедший из его романа "Бесы", реализовавшийся в самой действительности.
Разделение человечества на две категории и признание лишь за одной из них права на господство прямо связано и со следующим шагом — с признанием себя самого, собственного "я" центром мира и мерой всех вещей, то есть опять-таки с бесовским сознанием эгоцентризма.
"Свету ли провалиться, или вот мне чаю не пить?" — вопрошает герой "Записок из подполья" Достоевского и с демонизмом обывателя ответствует: "Я скажу, что свету провалиться, а чтоб мне чай всегда пить". Ибо, по убеждению подпольного демона,"человеку надо одного только самостоятельного хотенья, чего бы эта самостоятельность ни стоила и к чему бы ни привела". Сознание героя "Записок", разделяющего весь мир на две категории: "я" и "они", — не его личное изобретение. Он скорее сам жертва этого сознания, нежели его создатель. Князь Валковский из "Униженных и оскорбленных" — отнюдь не униженный и не оскорбленный, в отличие от того же героя из подполья. Но его философия жизни, по сути, та же, что и у героя из подполья... Все для него вздор. Не вздор лишь единственное: "я сам. Все для меня, и весь мир для меня создан... Я, например, уже давно освободил себя от всех пут и даже обязанностей. Люби самого себя — вот одно правило, которое я признаю... Угрызений совести у меня не было никогда. Я на все согласен, было бы мне хорошо".
"Возлюби самого себя" — идеал и программа не только героя из подполья и Банковского, но и праздного Свидригайлова, и человека дела — Лужина. Но вот Раскольников живет страстной мечтой о благе для ближних, своих хотя бы, да и для всего человечества в идеале. Но и он во имя блага разделяет человечество на две категории (то же в основе своей разделение, что и у Великого инквизитора), и он берет за идеал своеволие личности (Ликург, Солон, Магомет, Наполеон), которая "право имеет" решать, кому жить, а кому умереть. Наиболее обаятельной в этом смысле была, конечно, личность Наполеона. Раскольников — нищий студент. Наполеон не был нищим. Но по природе своей преступления того и другого родственны, хотя и, естественно, разномасштабны.Писарев в свое время утверждал, что корень преступления Расколь-никова в его нищете, но сам Раскольников мог бы ответить ему словами, сказанными им Соне Мармеладовой: "Знаешь... что я тебе скажу: если б только я зарезал из того, что голоден был, то и теперь бы счастлив был! Знай ты это!"
Какова природа того начала, которое движет идеей героя "Преступления и наказания"? "Не рассудок, так бес!" — сознает сам Раскольников и притом "странно усмехаясь"... Достоевский был свидетелем эпохи крайнего кризиса старых форм классического гуманизма, основная формула которого — "человек есть мера всех вещей" — необходимо вырождалась в крайность буржуазного сознания: "Я есть мера всех вещей".
Достоевского не менее других русских писателей мучили язвы социальной несправедливости, и он боялся не их устранения, его пугала все более распространявшаяся другая чума, "моровая язва" того типа сознания, которое он определил как бесовство, которое могло бы, по его убеждению, "окончательно сделать Россию вакантною нациею"... Достоевский боялся, как бы ненависть к определенным сторонам российской действительности не стала бы только удобной формой проявления ненависти к России вообще. И прежде всего к народной России. Потому что именно "в народных началах заключаются залоги того, что Россия может сказать слово живой жизни ив грядущем человечестве".
И в этом плане в "Бесах" особую наполненность приобретает фраза рассказчика: "Аплодировала уже чуть не половина залы; увлекались не-виннейше; бесчестилась Россия всенародно, публично, и разве можно было не реветь от восторга?" Отношение к своему народу, к своей стра не, как к чужому и даже чуждому, как к материалу, средству достижения любой ценой своих, антинародных по природе, целей, — вот что пугало Достоевского, вот с каким бесрвством сознания воевал он, вот о чем предупреждал и пророчествовал.
Реальные герои Достоевского, охваченные болезнью бесовства, несут в себе не только черты конкретно-исторических проявлений его эпохи, но и бытийные, включающие в себя опыт тысячелетия и открывающие нам глаза на ту перспективу, которую несло и несет в себе их человеконенавистническое сознание.
Какова природа того начала, которое движет идеей героя «Преступления и наказания»?
Последнее время все больше стали говорить и писать о религии, о вере в Бога. У нас в школе на уроках литературы стали появляться темы, связанные с библейскими мотивами и образами в художественных произведениях. Идеями христианства пронизано творчество многих выдающихся писателей. Библейскими легендами, образами наполнены произведения Пушкина, Лермонтова, Толстого', Достоевского. И это не случайно, потому что в Библии речь идет о добре и зле, правде и лжи, о том, как жить и умирать. Недаром её называют Книгой Книг.
Читая произведения Достоевского, я обратил внимание на то, что они наполнены различными символами, ассоциациями. Огромное место среди них занимают мотивы и образы, заимствованные из Библии. Так, Рас-кольникову в романе «Преступление и наказание» грезилось в болезни, будто весь мир осужден в жертву какой-то страшной, неслыханной и невиданной моровой язве. О конце времен пророчествует «профессор Антихриста» Лебедев.
Предсказания и мифы Достоевский вводит в свои произведения для того, чтобы предостеречь человечество, стоящее на пороге глобальной катастрофы, Страшного суда, конца света. Герой романа «Бесы» Степан Трофимович Верховенский, переосмысливая евангельскую легенду, приходит к выводу: «Это точь-в-точь как наша Россия. Эти бесы, выходящие из больного и входящие в свиней, — это все язвы, вся нечистота, все бесы и все бесенята, накопившиеся в великом и милом нашем больном, в нашей России, за века, за века!»
Для Достоевского использование библейских мифов и образов — не самоцель. Они служили иллюстрациями для его размышлений о трагических судьбах мира и России как части мировой цивилизации. Видел ли писатель пути, ведущие к оздоровлению общества, к смягчению нравов, к терпимости и милосердию? Безусловно. Залогом возрождения России он считал обращение к идее Христа. Тема духовного воскрешения личности, которую Достоевский считал главной в литературе, пронизывает все его произведения.
Одним из ключевых эпизодов «Преступления и наказания» является тот, в котором Соня Мармеладова читает Раскольникову библейскую легенду о возвращении к жизни Лазаря. Раскольников совершил злодеяние, он должен «уверовать» и покаяться. Это и будет его духовным очищением.
Герой обращается к Евангелию и должен, по мысли Достоевского, найти там ответы на мучающие его вопросы, должен постепенно переродить ся, перейти в новую для него действительность. Достоевский проводит идею, что человек, совершивший грех, способен духовно воскреснуть, если уверует в Христа и примет его нравственные заповеди.
О вере говорится и в легенде о Фоме, которая появляется в «Братьях Карамазовых». Апостол Фома поверил в воскрешение Христа только после того, как увидел все своими глазами и вложил свои пальцы в раны от гвоздей на руках - Иисуса. Но Достоевский убежден, что не чудо заставило Фому уверовать, ибо не чудо вызывает веру, а вера способствует появлению чуда. Поэтому, рассуждает писатель, и возрождение человека происходит не под влиянием некоего внешнего мистического чуда, а благодаря глубинной вере в истинность подвига Христа. ческого чуда, а благодаря глубинной вере в истинность подвига Христа.
Христос не просто библейский образ в произведениях Достоевского. Писатель сознательно наделяет князя Мышкина в романе «Идиот» чертами Иисуса. В романе «Братья Карамазовы» Ивану Карамазову видится пришествие Христа. «Блаженны плачущие, ибо они утешатся. Блаженны алчущие и жаждущие, ибо они насытятся. Блаженны милостивые, ибо они помилованы будут. Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят».
Эти нравственные принципы исповедуют многие персонажи Достоевского, вставшие на путь духовного возрождения. Основной нравственный принцип счастливых людей, по Достоевскому, заключается в следующих словах: «Главное — люби других, как себя...»
Духовное возрождение через сострадательную любовь и деятельность— такова философская концепция Достоевского. И для раскрытия ее автор использует мифы и образы, заимствованные из Библии.
Он так и говорил с читателем — всегда как бы лицом к лицу и перед лицом всего мира, с полной искренностью и без колебаний. Он верил в человека, в духовность его природы, оттого и доверял ему беспредельно как писатель. Влияние его на внутреннюю жизнь человечества поистине и до сих пор еще до конца не оценено.
За Достоевским издавна закрепилось определение "певец униженных и оскорбленных", но наряду с ним широко бытует и прямо враждебное этому определение-, "пророк сверхчеловека", "предтеча Ницше".
С осознанной гордостью и ответственностью называл себя Достоевский реалистом, но его и до сих пор пытаются изобразить как отца западного модернизма, авангардизма... Так, в интерпретациях некоторых западных толкователей "кошмарные" романы Достоевского являются моделью неоавангардистской антипрозы. Ярко антибуржуазный мыслитель в интерпретациях отдельных западных толкователей выглядит духовным отцом "тех современных буржуазных писателей, которые пытаются провозгласить характерными героями нашего времени невротиков и психопатов, стоящих вне культуры, вне общества, вне интеллекта".
Под пером одних комментаторов Достоевский предстает писателем, отрешенным от каких бы то ни было социальных проблем его эпохи, другими осмысливается как провозвестник "социального и нравственного обновления человечества". "Мракобес", противник любой революционной борьбы — для одних, он же — герой "социальных битв XIX века", "предшественник большевиков", "символ революционной России" — для других.
"Узконациональный" писатель, апостол "шовинизма", "национальной исключительности", "самый русский из всех русских писателей" (по более мягкому определению), тот же Достоевский осознается на Западе как истинный учитель и проповедник путей выхода из тупиков буржуазного сознания, как писатель, отвечающий именно национальным интересам антибуржуазно и антишовинистически мыслящей интеллигенции.
В каких только смертных грехах и до сих пор не обвиняется писатель, какие только преступления (подлинные и мнимые) его героев не приписываются на его собственный счет. Великий инквизитор — это де сам Достоевский, но, с другой стороны, и князь Мышкин оказывается литературной маской писателя. И отец Зосима, и старец Тихон — тоже он, Ставрогин, Раскольников, Свидригайлов, "подпольный герой" — все они якобы автопортреты их творца.
Да, противоречий и сложностей как в творчестве самого Достоевского, так и в нашем понимании его, отношении к нему — слишком много. И все-таки нельзя остановиться на этом признании, нужно попытаться проникнуть в те глубины личности и творчества писателя, которые бы открыли нам за всеми этими противоречиями единство личностных и творческих оснований такого поистине великого явления, как Достоевский. "Трагедия Эсхила и драмы Шекспира не могли потрясти души своих современников глубже, чем всколыхнули нас "Идиот", "Братья Карамазовы", "Анна Каренина"... — писал классик французской литературы Ромен Роллан. — Где... искали мы нашу духовную пишу и наш насущный хлеб, когда нашего чернозема уже не хватало, чтобы удовлетворить наш голод? Кто как не русские писатели были нашими руководителями? Толстой и Достоевский создали нашу душу..."
Другие сочинения по этому произведению
Бедные люди" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание "Корень злых дел — в дурных мыслях". Л.Н.Толстой. (По одному из произведений русской литературы. — Ф.М.Достоевский. "Преступление и наказание") "Шаги" Раскольникова к преступлению (По роману Ф М Достоевского "Преступление и наказание") «Боль о человеке» в романе