Преступление и наказание
Фёдор Михайлович Достоевский
Краткое изложение
Читается примерно за 9 минут
Сочинения
649 сочинений
Главные герои
И их характеристика
«Ххарактеристика образа Чичиков Павел Иванович»
Сочинение
Чичиков Павел Иванович — новый для русской литературы тип авантюриста-приобретателя, главный герой поэмы, падший, изменивший своему истинному предназначению, но способный очиститься и воскреснуть душой. На эту возможность указывает многое; в том числе — имя героя. Св. Павел — апостол, который до своего мгновенного, «скоропостижного» раскаяния и преображения был одним из самых страшных гонителей христиан; обращение св. Павла произошло на пути в Дамаск, и то, что Ч. сюжетными обстоятельствами нераздельно связан с образом дороги, пути, — также не случайно. Эта перспектива нравственного возрождения резко отличает Ч. от его литературных предшественников — героев и антигероев европейских и русских плутовских романов, а также от персонажей нравоописательных помещичьих романов (вроде «Семейства Холмских» Д. Н. Бегичева). Она же неожиданно сближает «отрицательного» Ч. и с героями сентиментальных путешествий, и в целом — с центральными фигурами романа-странствия (начиная с «Дон Кихота» Сервантеса).
Бричка коллежского советника Павла Ивановича Ч., следующего по своим надобностям, останавливается в городе NN, который расположен чуть ближе к Москве, чем к Казани (т. е. в самой сердцевине Центральной России). Проведя в городе две недели (гл. 1) и познакомившись в нем со всеми важными лицами, Ч. отправляется в имения местных помещиков Манилова и Собакевича — по их приглашению. Момент завязки романного сюжета все время оттягивается, хотя некоторые «особенности поведения» Ч. должны с самого начала насторожить читателя. При знакомстве с очередным помещиком Ч. сначала интересуется количеством душ, затем положением имения и лишь после этого — именем собеседника. Но «закон замедления» сюжета действует в романе безотказно; лишь в самом конце 2-й главы, проплутав почти целый день в поисках Маниловки-Заманилов-ки, а затем мило и долго побеседовав со сладким помещиком и его супругой, Ч. «открывает карты», предлагая купить у Манилова мертвые души крестьян, числящихся по ревизии живыми. Ради чего ему это нужно, Ч. не сообщает; но сама по себе анекдотическая ситуация «покупки» мертвых душ для последующего их заклада в Опекунский совет — на которую внимание Гоголя обратил Пушкин — не была тогда исключительной. Возникает разрыв между анекдотической фабулой, которая предполагает быстрое развитие действия, отсутствие разветвленной системы сюжетных линий — и «законом замедления». Все это незаметно повышает статус героя, на котором «держится» и анекдотическое происшествие, и сложное нравоописательное повествование. Ч. начинает соединять собою все уровни сюжета.
Заплутав на возвратном пути от Манилова, Ч. попадает в имение вдовы-помещицы Коробочки (гл. 3); сторговавшись с нею, наутро отправляется дальше и встречает в трактире буйного Ноздрева, который заманивает Ч. к себе (гл. 4). Однако здесь торговое дело не идет на лад; согласившись сыграть с жуликоватым Ноздревым на мертвые души в шашки, Ч. еле уносит ноги. По пути к Собакевичу (гл. 5) бричка Ч. сцепляется с повозкой, в которой едет 16-летняя девушка с золотыми волосами и овалом лица, нежным, как яичко на солнце в смуглых руках ключницы. Пока мужики — Андрюшка и дядя Митяй с дядей Миня-ем — распутывают экипажи, Ч., несмотря на всю осмотрительную охлажденность своего характера, мечтает о возвышенной любви. Однако в конце концов мысли его переключаются на любимую тему о 200 000 приданого и под впечатлением этих мыслей Ч. въезжает в деревню Собакевича. В конце концов приобретя и здесь желанный «товар», Ч. едет к скупому помещику Плюшкину, у которого люди мрут как мухи. (О существовании Плюшкина он узнает от Собакевича.)
Сразу поняв, с кем имеет дело, Ч. (гл. 6) уверяет Плюшкина, что всего лишь хочет принять на себя его податные издержки; приобретя здесь 120 мертвых душ и присовокупив к ним несколько беглых, возвращается в город, оформлять бумаги на купленных крестьян. В главе 7-й он посещает большой трехэтажный казенный дом, белый, как мел («для изображения чистоты душ помещавшихся в нем должностей»). Нравоописание чиновничества (особенно колоритен Иван Антонович Кувшинное Рыло) также замыкается на образе Ч. Здесь он встречается с Со-бакевичем, сидящим у Председателя; Собакевич чуть было не проговаривается — некстати упомянув о проданном Ч. каретнике Михееве, которого Председатель знал. Тем не менее все сходит герою с рук; в этой сцене он впервые объявляет, что намерен «вывезти» купленные души на новые земли, в Херсонскую губернию. Все отправляются на пирушку к Полицеймейстеру Алексею Ивановичу, который берет взятки больше, чем его предшественники, но любим купцами за ласковое обращение и кумовство, а потому почитается «чудотворцем». После водки оливкового цвета Председатель высказывает игривую мысль о необходимости женить Ч., а тот, расчувствовавшись, читает Со-бакевичу послание Вертера к Шарлотте. (Этот юмористический эпизод получит вскоре важное сюжетное развитие.) В главе 8-й имя Ч. впервые начинает обрастать слухами — пока еще исключительно положительными и лестными для него. (Сквозь нелепицу этих слухов неожиданно прорисовывается обширный гоголевский замысел трехтомной поэмы «Мертвые души» как «малой эпопеи», как религиозно-моралистического эпоса. Жители города NN обсуждают покупку Ч. и так отзываются о приобретенных им крестьянах: они «теперь негодяи, а переселившись на новую землю, вдруг могут сделаться отличными подданными». Именно так намеревался Гоголь поступить во 2-м и 3-м томах с душами некоторых «негодяев» 1-го тома. С Ч. — прежде всего. А само выражение «новая земля» невольно указывает на апокалиптическую, всемирно-религиозную окраску этого сюжетного замысла.) Однако слишком высокие намеки тут же заземлены; слухи о Ч.-миллионщике делают его необычайно популярным в дамском обществе; он даже получает неподписанное письмо от стареющей дамы: «Нет, я не должна тебе писать!»
Сцена губернского бала (гл. 8) кульминационна; после нее события, приняв новый оборот, движутся к развязке, что, однако, не отменяет «закона замедления». Ч., восхищенный юной красотой 16-летней губернаторской дочки, недостаточно любезен с дамами, которые образуют «блистающую гирлянду». Обида не прощается; только что находившие в лице Ч. что-то даже марсовское и военное (это сравнение позже отзовется в реплике Почтмейстера о том, что Наполеон складом своей фигуры не отличается от Ч.), дамы теперь заранее готовы к его превращению в «злодея». И когда безудержный Ноздрев через всю залу кричит: «Что? много наторговал мертвых?» — это, несмотря на сомнительную репутацию Ноздрева-враля, решает «судьбу» Ч. Тем более что тою же ночью в город приезжает Коробочка и пытается узнать, не продешевила ли она с мертвыми душами.
Наутро слухи приобретают совершенно новое направление. Раньше времени, принятого в городе NN для визитов, «просто приятная дама» (Софья Ивановна) приезжает к «даме, приятной во всех отношениях» (Анне Григорьевне); после препирательств из-за выкройки дамы приходят к выводу, что Ч. — кто-то вроде «Ринальда Ринальдина», разбойника из романа X. Вульпиуса, и конечная цель его — увезти губернаторскую дочку, при содействии Ноздрева. Ч. на глазах читателя из «реального» персонажа романа превращается в героя фантастических слухов, в которых до пародийного предела усилены литературные проекции его образа. Чтобы усилить эффект от подмены героя — губернской легендой о нем, Гоголь «насылает» на Ч. трехдневную простуду, выводя его из сферы сюжетного действия. Теперь на страницах романа вместо Ч. действует его двойник, персонаж слухов — жид, фальшивомонетчик, беглый Наполеон и чуть ли не Антихрист.
Ч. выздоравливает и, вновь заступив свое сюжетное место и вытеснив за пределы романа своего «двойника», никак не возьмет в толк, почему отныне его не велено принимать в домах чиновников, — пока Ноздрев, без приглашения явившийся к нему в гостиницу, не разъясняет, в чем дело. Принято решение рано утром выехать из города. Однако, проспав, Ч. к тому же должен дожидаться, пока «кузнецы-разбойники» подкуют лошадей (гл. 11). И потому в момент отъезда сталкивается с похоронной процессией. Прокурор, не выдержав напряжения слухов, умер — и тут все узнали, что у покойника были не только густые брови и мигающий глаз, но и душа. Метафора «мертвой души» сатирически сгущается; тема всеобщего омертвения достигает высшей точки своего развития. Ч. больше нечего делать в пространстве 1-го тома, чей событийный и смысловой сюжет развязан.
Композиционно «Мертвые души» должны были повторить «конструкцию» «Божественной комедии» Данте. В 1-м томе, по аналогии с «Адом», главный герой круг за кругом погружается в глубины провинциальной российской жизни. Он созерцает «результаты» человеческого грехопадения — от безобидного Манилова до Плюшкина, почти утратившего человеческий облик, и омертвевших чиновников, которых при их жизни невозможно заподозрить в наличии души. Но 1-й том «Мертвых душ» столько же повторяет концентрическую композицию «Ада», сколько и опровергают ее. Каждый последующий знакомец Ч. (исключая чиновников) по-своему хуже предыдущего, но при этом — масштабнее, сильнее, ярче, а значит — живее. В самой нижней точке «падения» находится Ч. — поэтому его биографии, его «предыстории» посвящена вся финальная глава 1-го тома (гл. 11).
Пока Ч., везомый кучером Селифаном и сопровождаемый слугой Петрушкой, от которого всегда исходит запах «жилого покоя», едет в неизвестность, перед читателем разворачивается вся «кисло-неприятная» жизнь героя. Рожденный в дворянской (столбовое или личное дворянство было у родителей Ч. — неизвестно) семье, от матери-пигалицы и от отца — мрачного неудачника, он сохранил от детства одно воспоминание — «снегом занесенное» окошко, одно чувство — боль скрученной отцовскими пальцами краюшки уха. Отвезенный в город на мухортой пегой лошадке кучером-горбуном, Ч. потрясен городским великолепием (почти как капитан Копейкин Петербургом). Но перед разлукой отец дает сыну главный совет, Запавший тому в душу: «копи копейку» — и несколько дополнительных: угождай старшим, не водись с товарищами; вся школьная жизнь Ч. превращается в непрерывное накопление. Он продает товарищам их же угощение, снегиря, слепленного из воску, зашивает в мешочки по 5 руб. Учитель, более всего ценящий послушание, выделяет смирного Ч.; тот получает аттестат и книгу с золотыми буквами, — но когда позже старого учителя выгонят из школы и тот сопьется, Ч. пожертвует на вспомоществование ему всего 5 копеек серебром. Не из скупости, а из равнодушия и следуя отцовскому «завету».
К тому времени умрет отец (не накопивший, вопреки совету, «копейку»); продав ветхий домишко за 1000 руб., Ч. переберется в город и начнет чиновную карьеру в казенной палате. Старательность не помогает; черство-мраморное лицо начальника с частыми рябинами и ухабами — символ бесчувственности. Но, сосватавшись к его уродливой дочери, Ч. и здесь входит в доверие; получив от будущего тестя «подарок» — продвижение по службе, тут же забывает о назначенной свадьбе («надул, надул, чертов сын!»).
Нажив было капитал на комиссии для построения какого-то весьма капитального строения, Ч. лишается всего из-за начавшегося преследования взяточничества. Приходится начать «новый карьер», на таможне. Долгое время воздерживаясь от мздоимства, Ч. приобретает репутацию неподкупного чиновника — и представляет по начальству проект поимки всех контрабандистов. Получив полномочия, входит в сговор с контрабандистами и с помощью хитроумного плана обогащается. Но вновь неудача — тайный донос «подельника». С огромным трудом избежав суда, Ч. в третий раз начинает карьеру с чистого листа — в презренной должности присяжного поверенного. Тут-то до него и доходит, что можно заложить мертвые души в Опекунский совет как живые; сельцо Павловское в Херсонской губернии маячит перед его умственным взором — и Ч. приступает к делу. Так конец 1-го тома романа возвращает читателя к самому его началу; последнее кольцо российского ада замыкается. Но по композиционной логике «Мертвых душ» нижняя точка совмещена с верхней, предел падения — с началом возрождения личности. Образ Ч. пребывает на пике перевернутой пирамиды романной композиции; перспектива 2-го и 3-го томов сулила ему «чистилище» сибирской ссылки — и полное нравственное воскрешение в итоге.
Отсветы этой славной сюжетной будущности Ч. заметны уже в 1-м томе. Дело не только в том, что автор, словно оправдываясь перед читателем за то, что выбрал в герои «подлеца», тем не менее отдает должное непреодолимой силе его характера. Финальная притча о «бесполезных», никчемных русских людях — домашнем философе Кифе Мокиевиче, который кладет жизнь на решение вопроса, почему зверь родится нагишом? почему не вылупляется из яйца? — и о Мокие Кифовиче, богатыре-при-пертене, не знающем, куда девать силу, резко оттеняет образ Ч. — хозяина, «приобретателя», в котором энергия все-таки целенаправленна. Но куда важнее, что Ч., готовый ежеминутно размышлять о «крепкой бабенке», ядреной, как репа, о 200 000 приданого, при этом на самом деле тянется к юным, неиспорченным институткам, словно прозревая в них свою собственную утраченную чистоту души и свежесть. Точно так же автор время от времени словно «забывает» о ничтожестве Ч. — и отдается во власть лирической стихии, превращая пыльную дорогу в символ общероссийского пути к «храмине», а бричку косвенно уподобляя огненной колеснице бессмертного пророка Илии: «Грозно объемлет меня могучее пространство у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..»
Тем не менее Ч., каким он предстает в 1-м томе, это не столько будущий «Павел», сколько нынешний «Савл»; процитированный монолог автора внезапно обрывается чичиковским окриком: «Держи, держи, дурак!» В «приобретателе» Ч. явлено новое зло, незаметно вторгшееся в пределы России и всего мира — зло тихое, усредненное, «предприимчивое» и тем более страшное, чем менее впечатляющее. Чичиковская «усреднен-ность» подчеркнута с самого начала — в описании его внешности. Перед читателем «господин средней руки», ни слишком толстый, ни слишком худой, ни слишком старый, ни слишком молодой. Ярок костюм Ч. — из ткани брусничного цвета с искрой; громок его нос, при сморкании гремящий трубою; замечателен его аппетит, позволяющий съесть в дорожном трактире целого поросенка с хреном и со сметаною. Сам Ч. — тих и малоприметен, округл и гладок, как его щеки, всегда выбритые до атласного состояния; душа Ч. подобна его знаменитой шкатулке, главный, потаенный ящичек которой предназначен для денег. Он избегает говорить о себе, прячась за «пустые» книжные обороты — «незначительный червь мира сего»; но в какой-то момент эти безобидные обороты вдруг начинают отбрасывать зловещую тень непредусмотренного Ч. смысла.
Когда чиновники после рассказанной Почтмейстером повести о капитане Копейкине договариваются до сравнения Ч. с Антихристом, — они невольно угадывают истину. «Новый Антихрист» буржуазного мира таким и будет — незаметно-ласковым, вкрадчивым, аккуратным; на роль «князя мира сего» заступает «чертов сын», «незначащий червь мира сего». Этот «червь» способен выесть самую сердцевину российской жизни, так что она сама не заметит, как загниет. сть самую сердцевину российской жизни, так что она сама не заметит, как загниет. Надежда — на испра-вимость человеческой натуры. Не случайно образы большинства героев «Мертвых душ» (Ч. — в первую очередь) созданы по принципу «вывернутой перчатки»; их изначально-положительные качества переродились в самодовлеющую страсть; подчас — как в случае с Ч. — страсть преступную. Но если совладать со страстью, вернуть ее в прежние границы, направить на благо — полностью переменится и образ самого героя, «перчатка» вывернется с изнанки на лицевую сторону.
Бричка коллежского советника Павла Ивановича Ч., следующего по своим надобностям, останавливается в городе NN, который расположен чуть ближе к Москве, чем к Казани (т. е. в самой сердцевине Центральной России). Проведя в городе две недели (гл. 1) и познакомившись в нем со всеми важными лицами, Ч. отправляется в имения местных помещиков Манилова и Собакевича — по их приглашению. Момент завязки романного сюжета все время оттягивается, хотя некоторые «особенности поведения» Ч. должны с самого начала насторожить читателя. При знакомстве с очередным помещиком Ч. сначала интересуется количеством душ, затем положением имения и лишь после этого — именем собеседника. Но «закон замедления» сюжета действует в романе безотказно; лишь в самом конце 2-й главы, проплутав почти целый день в поисках Маниловки-Заманилов-ки, а затем мило и долго побеседовав со сладким помещиком и его супругой, Ч. «открывает карты», предлагая купить у Манилова мертвые души крестьян, числящихся по ревизии живыми. Ради чего ему это нужно, Ч. не сообщает; но сама по себе анекдотическая ситуация «покупки» мертвых душ для последующего их заклада в Опекунский совет — на которую внимание Гоголя обратил Пушкин — не была тогда исключительной. Возникает разрыв между анекдотической фабулой, которая предполагает быстрое развитие действия, отсутствие разветвленной системы сюжетных линий — и «законом замедления». Все это незаметно повышает статус героя, на котором «держится» и анекдотическое происшествие, и сложное нравоописательное повествование. Ч. начинает соединять собою все уровни сюжета.
Заплутав на возвратном пути от Манилова, Ч. попадает в имение вдовы-помещицы Коробочки (гл. 3); сторговавшись с нею, наутро отправляется дальше и встречает в трактире буйного Ноздрева, который заманивает Ч. к себе (гл. 4). Однако здесь торговое дело не идет на лад; согласившись сыграть с жуликоватым Ноздревым на мертвые души в шашки, Ч. еле уносит ноги. По пути к Собакевичу (гл. 5) бричка Ч. сцепляется с повозкой, в которой едет 16-летняя девушка с золотыми волосами и овалом лица, нежным, как яичко на солнце в смуглых руках ключницы. Пока мужики — Андрюшка и дядя Митяй с дядей Миня-ем — распутывают экипажи, Ч., несмотря на всю осмотрительную охлажденность своего характера, мечтает о возвышенной любви. Однако в конце концов мысли его переключаются на любимую тему о 200 000 приданого и под впечатлением этих мыслей Ч. въезжает в деревню Собакевича. В конце концов приобретя и здесь желанный «товар», Ч. едет к скупому помещику Плюшкину, у которого люди мрут как мухи. (О существовании Плюшкина он узнает от Собакевича.)
Сразу поняв, с кем имеет дело, Ч. (гл. 6) уверяет Плюшкина, что всего лишь хочет принять на себя его податные издержки; приобретя здесь 120 мертвых душ и присовокупив к ним несколько беглых, возвращается в город, оформлять бумаги на купленных крестьян. В главе 7-й он посещает большой трехэтажный казенный дом, белый, как мел («для изображения чистоты душ помещавшихся в нем должностей»). Нравоописание чиновничества (особенно колоритен Иван Антонович Кувшинное Рыло) также замыкается на образе Ч. Здесь он встречается с Со-бакевичем, сидящим у Председателя; Собакевич чуть было не проговаривается — некстати упомянув о проданном Ч. каретнике Михееве, которого Председатель знал. Тем не менее все сходит герою с рук; в этой сцене он впервые объявляет, что намерен «вывезти» купленные души на новые земли, в Херсонскую губернию. Все отправляются на пирушку к Полицеймейстеру Алексею Ивановичу, который берет взятки больше, чем его предшественники, но любим купцами за ласковое обращение и кумовство, а потому почитается «чудотворцем». После водки оливкового цвета Председатель высказывает игривую мысль о необходимости женить Ч., а тот, расчувствовавшись, читает Со-бакевичу послание Вертера к Шарлотте. (Этот юмористический эпизод получит вскоре важное сюжетное развитие.) В главе 8-й имя Ч. впервые начинает обрастать слухами — пока еще исключительно положительными и лестными для него. (Сквозь нелепицу этих слухов неожиданно прорисовывается обширный гоголевский замысел трехтомной поэмы «Мертвые души» как «малой эпопеи», как религиозно-моралистического эпоса. Жители города NN обсуждают покупку Ч. и так отзываются о приобретенных им крестьянах: они «теперь негодяи, а переселившись на новую землю, вдруг могут сделаться отличными подданными». Именно так намеревался Гоголь поступить во 2-м и 3-м томах с душами некоторых «негодяев» 1-го тома. С Ч. — прежде всего. А само выражение «новая земля» невольно указывает на апокалиптическую, всемирно-религиозную окраску этого сюжетного замысла.) Однако слишком высокие намеки тут же заземлены; слухи о Ч.-миллионщике делают его необычайно популярным в дамском обществе; он даже получает неподписанное письмо от стареющей дамы: «Нет, я не должна тебе писать!»
Сцена губернского бала (гл. 8) кульминационна; после нее события, приняв новый оборот, движутся к развязке, что, однако, не отменяет «закона замедления». Ч., восхищенный юной красотой 16-летней губернаторской дочки, недостаточно любезен с дамами, которые образуют «блистающую гирлянду». Обида не прощается; только что находившие в лице Ч. что-то даже марсовское и военное (это сравнение позже отзовется в реплике Почтмейстера о том, что Наполеон складом своей фигуры не отличается от Ч.), дамы теперь заранее готовы к его превращению в «злодея». И когда безудержный Ноздрев через всю залу кричит: «Что? много наторговал мертвых?» — это, несмотря на сомнительную репутацию Ноздрева-враля, решает «судьбу» Ч. Тем более что тою же ночью в город приезжает Коробочка и пытается узнать, не продешевила ли она с мертвыми душами.
Наутро слухи приобретают совершенно новое направление. Раньше времени, принятого в городе NN для визитов, «просто приятная дама» (Софья Ивановна) приезжает к «даме, приятной во всех отношениях» (Анне Григорьевне); после препирательств из-за выкройки дамы приходят к выводу, что Ч. — кто-то вроде «Ринальда Ринальдина», разбойника из романа X. Вульпиуса, и конечная цель его — увезти губернаторскую дочку, при содействии Ноздрева. Ч. на глазах читателя из «реального» персонажа романа превращается в героя фантастических слухов, в которых до пародийного предела усилены литературные проекции его образа. Чтобы усилить эффект от подмены героя — губернской легендой о нем, Гоголь «насылает» на Ч. трехдневную простуду, выводя его из сферы сюжетного действия. Теперь на страницах романа вместо Ч. действует его двойник, персонаж слухов — жид, фальшивомонетчик, беглый Наполеон и чуть ли не Антихрист.
Ч. выздоравливает и, вновь заступив свое сюжетное место и вытеснив за пределы романа своего «двойника», никак не возьмет в толк, почему отныне его не велено принимать в домах чиновников, — пока Ноздрев, без приглашения явившийся к нему в гостиницу, не разъясняет, в чем дело. Принято решение рано утром выехать из города. Однако, проспав, Ч. к тому же должен дожидаться, пока «кузнецы-разбойники» подкуют лошадей (гл. 11). И потому в момент отъезда сталкивается с похоронной процессией. Прокурор, не выдержав напряжения слухов, умер — и тут все узнали, что у покойника были не только густые брови и мигающий глаз, но и душа. Метафора «мертвой души» сатирически сгущается; тема всеобщего омертвения достигает высшей точки своего развития. Ч. больше нечего делать в пространстве 1-го тома, чей событийный и смысловой сюжет развязан.
Композиционно «Мертвые души» должны были повторить «конструкцию» «Божественной комедии» Данте. В 1-м томе, по аналогии с «Адом», главный герой круг за кругом погружается в глубины провинциальной российской жизни. Он созерцает «результаты» человеческого грехопадения — от безобидного Манилова до Плюшкина, почти утратившего человеческий облик, и омертвевших чиновников, которых при их жизни невозможно заподозрить в наличии души. Но 1-й том «Мертвых душ» столько же повторяет концентрическую композицию «Ада», сколько и опровергают ее. Каждый последующий знакомец Ч. (исключая чиновников) по-своему хуже предыдущего, но при этом — масштабнее, сильнее, ярче, а значит — живее. В самой нижней точке «падения» находится Ч. — поэтому его биографии, его «предыстории» посвящена вся финальная глава 1-го тома (гл. 11).
Пока Ч., везомый кучером Селифаном и сопровождаемый слугой Петрушкой, от которого всегда исходит запах «жилого покоя», едет в неизвестность, перед читателем разворачивается вся «кисло-неприятная» жизнь героя. Рожденный в дворянской (столбовое или личное дворянство было у родителей Ч. — неизвестно) семье, от матери-пигалицы и от отца — мрачного неудачника, он сохранил от детства одно воспоминание — «снегом занесенное» окошко, одно чувство — боль скрученной отцовскими пальцами краюшки уха. Отвезенный в город на мухортой пегой лошадке кучером-горбуном, Ч. потрясен городским великолепием (почти как капитан Копейкин Петербургом). Но перед разлукой отец дает сыну главный совет, Запавший тому в душу: «копи копейку» — и несколько дополнительных: угождай старшим, не водись с товарищами; вся школьная жизнь Ч. превращается в непрерывное накопление. Он продает товарищам их же угощение, снегиря, слепленного из воску, зашивает в мешочки по 5 руб. Учитель, более всего ценящий послушание, выделяет смирного Ч.; тот получает аттестат и книгу с золотыми буквами, — но когда позже старого учителя выгонят из школы и тот сопьется, Ч. пожертвует на вспомоществование ему всего 5 копеек серебром. Не из скупости, а из равнодушия и следуя отцовскому «завету».
К тому времени умрет отец (не накопивший, вопреки совету, «копейку»); продав ветхий домишко за 1000 руб., Ч. переберется в город и начнет чиновную карьеру в казенной палате. Старательность не помогает; черство-мраморное лицо начальника с частыми рябинами и ухабами — символ бесчувственности. Но, сосватавшись к его уродливой дочери, Ч. и здесь входит в доверие; получив от будущего тестя «подарок» — продвижение по службе, тут же забывает о назначенной свадьбе («надул, надул, чертов сын!»).
Нажив было капитал на комиссии для построения какого-то весьма капитального строения, Ч. лишается всего из-за начавшегося преследования взяточничества. Приходится начать «новый карьер», на таможне. Долгое время воздерживаясь от мздоимства, Ч. приобретает репутацию неподкупного чиновника — и представляет по начальству проект поимки всех контрабандистов. Получив полномочия, входит в сговор с контрабандистами и с помощью хитроумного плана обогащается. Но вновь неудача — тайный донос «подельника». С огромным трудом избежав суда, Ч. в третий раз начинает карьеру с чистого листа — в презренной должности присяжного поверенного. Тут-то до него и доходит, что можно заложить мертвые души в Опекунский совет как живые; сельцо Павловское в Херсонской губернии маячит перед его умственным взором — и Ч. приступает к делу. Так конец 1-го тома романа возвращает читателя к самому его началу; последнее кольцо российского ада замыкается. Но по композиционной логике «Мертвых душ» нижняя точка совмещена с верхней, предел падения — с началом возрождения личности. Образ Ч. пребывает на пике перевернутой пирамиды романной композиции; перспектива 2-го и 3-го томов сулила ему «чистилище» сибирской ссылки — и полное нравственное воскрешение в итоге.
Отсветы этой славной сюжетной будущности Ч. заметны уже в 1-м томе. Дело не только в том, что автор, словно оправдываясь перед читателем за то, что выбрал в герои «подлеца», тем не менее отдает должное непреодолимой силе его характера. Финальная притча о «бесполезных», никчемных русских людях — домашнем философе Кифе Мокиевиче, который кладет жизнь на решение вопроса, почему зверь родится нагишом? почему не вылупляется из яйца? — и о Мокие Кифовиче, богатыре-при-пертене, не знающем, куда девать силу, резко оттеняет образ Ч. — хозяина, «приобретателя», в котором энергия все-таки целенаправленна. Но куда важнее, что Ч., готовый ежеминутно размышлять о «крепкой бабенке», ядреной, как репа, о 200 000 приданого, при этом на самом деле тянется к юным, неиспорченным институткам, словно прозревая в них свою собственную утраченную чистоту души и свежесть. Точно так же автор время от времени словно «забывает» о ничтожестве Ч. — и отдается во власть лирической стихии, превращая пыльную дорогу в символ общероссийского пути к «храмине», а бричку косвенно уподобляя огненной колеснице бессмертного пророка Илии: «Грозно объемлет меня могучее пространство у! какая сверкающая, чудная, незнакомая земле даль! Русь!..»
Тем не менее Ч., каким он предстает в 1-м томе, это не столько будущий «Павел», сколько нынешний «Савл»; процитированный монолог автора внезапно обрывается чичиковским окриком: «Держи, держи, дурак!» В «приобретателе» Ч. явлено новое зло, незаметно вторгшееся в пределы России и всего мира — зло тихое, усредненное, «предприимчивое» и тем более страшное, чем менее впечатляющее. Чичиковская «усреднен-ность» подчеркнута с самого начала — в описании его внешности. Перед читателем «господин средней руки», ни слишком толстый, ни слишком худой, ни слишком старый, ни слишком молодой. Ярок костюм Ч. — из ткани брусничного цвета с искрой; громок его нос, при сморкании гремящий трубою; замечателен его аппетит, позволяющий съесть в дорожном трактире целого поросенка с хреном и со сметаною. Сам Ч. — тих и малоприметен, округл и гладок, как его щеки, всегда выбритые до атласного состояния; душа Ч. подобна его знаменитой шкатулке, главный, потаенный ящичек которой предназначен для денег. Он избегает говорить о себе, прячась за «пустые» книжные обороты — «незначительный червь мира сего»; но в какой-то момент эти безобидные обороты вдруг начинают отбрасывать зловещую тень непредусмотренного Ч. смысла.
Когда чиновники после рассказанной Почтмейстером повести о капитане Копейкине договариваются до сравнения Ч. с Антихристом, — они невольно угадывают истину. «Новый Антихрист» буржуазного мира таким и будет — незаметно-ласковым, вкрадчивым, аккуратным; на роль «князя мира сего» заступает «чертов сын», «незначащий червь мира сего». Этот «червь» способен выесть самую сердцевину российской жизни, так что она сама не заметит, как загниет. сть самую сердцевину российской жизни, так что она сама не заметит, как загниет. Надежда — на испра-вимость человеческой натуры. Не случайно образы большинства героев «Мертвых душ» (Ч. — в первую очередь) созданы по принципу «вывернутой перчатки»; их изначально-положительные качества переродились в самодовлеющую страсть; подчас — как в случае с Ч. — страсть преступную. Но если совладать со страстью, вернуть ее в прежние границы, направить на благо — полностью переменится и образ самого героя, «перчатка» вывернется с изнанки на лицевую сторону.
Другие сочинения по этому произведению
Бедные люди" в романе Ф. М. Достоевского "Преступление и наказание "Корень злых дел — в дурных мыслях". Л.Н.Толстой. (По одному из произведений русской литературы. — Ф.М.Достоевский. "Преступление и наказание") "Шаги" Раскольникова к преступлению (По роману Ф М Достоевского "Преступление и наказание") «Боль о человеке» в романе