«Сюжетное построение романа «Что делать?»»

Нетрадиционная и непривычная для русской прозы XIX века завязка произведения, более свойственная французским авантюрным романам, — загадочное самоубийство, описанное в 1-й главе романа «Что делать?», — была, по общепринятому мнению всех исследователей, своего рода интригующим приемом, призванным запутать следственную комиссию и царскую цензуру. Той же цели служили и мелодраматический тон повествования о семейной драме во 2-й главе, и неожиданное название 3-й — «Предисловие», — которая начинается словами: «Содержание повести — любовь, главное лицо — женщина, — это хорошо, хотя бы сама повесть и была плоха...» Более того, в этой главе автор, полушутливым-полуиздевательским тоном обращаясь к публике, признается в том, что он вполне обдуманно «начал повесть эффектными сценами, вырванными из редины или конца ее, прикрыл их туманом».

После этого автор, вдоволь посмеявшись над своими читателями, говорит: «У меня нет ни тени художественного таланта. Я даже и языком-то владею плохо. Но это все-таки ничего Истина — хорошая вещь: она вознаграждает недостатки писателя, который служит ей». Читатель озадачен: с одной стороны, автор явно презирает его, причисляя к большинству, с которым он «нагл», с другой — ак будто готов раскрыть перед ним все карты и к тому же интригует его тем, что в его повествовании присутствует еще и скрытый смысл! Читателю остается одно — читать, а в процессе чтения набираться терпения, и чем глубже он погружается в произведение, тем большим испытаниям подвергается его терпение...

В том, что автор и в самом деле плохо владеет языком, читатель убеждается буквально с первых страниц. Так, например, Чернышевский питает слабость к нанизыванию глагольных цепочек: «Мать перестала осмеливаться входить в ее комнату»; обожает повторы: «Это другим странно, а ты не знаешь, что это странно, а я знаю, что это не странно»; речь автора небрежна и вульгарна, и порой возникает ощущение, что это — плохой перевод с чужого языка: «Господин вломался в амбицию»; «Долго они щупали бока одному из себя»; «Он с изысканною переносливостью отвечал»; «Люди распадаются на два главные отдела»; «Конец этого начала происходил, когда они проходили мимо старика».

Авторские отступления темны, корявы и многословны: «Они даже и не подумали того, что думают это; а вот это-то и есть самое лучшее, что они и не замечали, что думают это»; «Вера Павловна стала думать, не возсе, а несколько, нет, не несколько, а почти вовсе думать, что важного ничего нет, что она приняла за сильную страсть просто мечту, которая рассеется в несколько дней или она думала, что нет, не думает этого, что чувствует, что это не так? Да, это не так, нет, так, так, все тверже она думала, что думает это». Временами тон повествования словно пародирует интонации русской бытовой сказки: «После чаю... пришла она в свою комнатку и прилегла. Вот она и читает в своей кроватке, только книга опускается от глаз, и думается Вере Павловне: что это, последнее время, стало мне несколько скучно иногда?» Увы, подобные примеры можно приводить до бесконечности...

Ничуть не меньше раздражает смешение стилей: на протяжении одного смыслового эпизода одни и те же лица то и дело сбиваются с патетически-возвышенного стиля на бытовой, фривольный либо вульгарный.

Почему же российская общественность приняла этот роман? Критик Скабичевский вспоминал: «Мы читали роман чуть ли не коленопреклоненно, с таким благочестием, какое не допускает ни малейшей улыбки на устах, с каким читают богослужебные книги». Даже Герцен, признаваясь, что роман «гнусно написан», тотчас оговаривался: «С другой стороны, много хорошего». С какой же «другой стороны»? Очевидно, со стороны Истины, служение которой должно снять с автора все обвинения в бездарности! А передовые умы той эпохи Истину отождествляли с Пользой, Пользу — со Счастьем, Счастье — со служением все той же Истине... Как бы то ни было, Чернышевского трудно упрекнуть в неискренности, ведь он хотел добра, причем не для себя, но для всех! Как писал Владимир Набоков в романе «Дар» (в главе, посвященной Чернышевскому), «гениальный русский читатель понял то доброе, что тщетно хотел выразить бездарный беллетрист». Другое дело, как сам Чернышевский шел к этому добру и куда вел «новых людей». (Вспомним, что цареубийца Софья Перовская уже в ранней юности усвоила себе рахметовскую «боксерскую диету» и спала на голом полу.) Пусть же революционера Чернышевского со всей строгостью судит история, а писателя и критика Чернышевского — история литературы.

В конце царствования Николая I страна буквально задыхалась в тисках полицейского режима: во всех российских университетах были закрыты кафедры философии, и даже попытки перевода на живой русский язык книг Священного писания воспринимались как дерзкий вызов устоям общества. Протоиерей Г. П. Павский, преподававший в Петербургской духовной академии, был осужден церковным судом за то, что перевел на русский язык несколько книг Библии и использовал эти переводы на занятиях со студентами. В этой удушливой атмосфере окончательно сложились основные направления русской общественной мысли и получил последнюю закалку политический и идейный радикализм, который со всей решительностью заявил о себе при Александре II.

Вопросом, неизменно волновавшим просвещенное русское общество, было отношение к религии.

В 40-е годы в русскую гуманистическую мысль, которая шла по пути секуляризации, то есть обособления от религии и Церкви, входит идея социализма. Именно эта идея впоследствии выступила в качестве заменителя религиозного мировоззрения. Когда в русской жизни произошел сдвиг в сторону демократизации (освобождение крестьян в 1861 году), различные течения секуляризма становятся более смелыми и активными. Однако, даже принимая формы богоборчества, эти движения были связаны с напряженными духовными исканиями, с потребностью удовлетворить религиозные запросы масс. В 1848 году 20-летний Чернышевский записывает в своем дневнике: «Что, если мы должны ждать новой религии? Очень жаль мне было бы расстаться с Иисусом Христом, который так благ, так мил своей личностью, любящей человечество». Но уже несколько лет спустя на страницах своего романа он предается возвышенным грезам о грядущем Царстве Добра и Справедливости, где нет никакой религии, кроме религиозно окрашенной любви к человеку...

Идеи Фурье, Сен-Симона и прочих французских социалистов-утопистов пользовались в то время огромной популярностью. (Ими был увлечен и Чернышевский, описавший в романе «Что делать?» жизнь коммуны, созданной Верой Павловной под влиянием «фаланг» и «фаланстер» Фурье.) Однако, кроме кружка петрашевцев, мирно изучавших произведения Фурье (в этот кружок входил Достоевский), уже формировались и другие, более радикально настроенные группы молодежи из разночинцев. После неудачной Крымской войны 1854—1855 годов, всколыхнувшей все русское общество, эта молодежь заявила о себе в полный голос и заговорила языком, которого до сих пор не слышали в России. Яркий образец такого языка мы находим в творчестве Чернышевского, типичного представителя нового поколения борцов за свободу и искателей всеобщего счастья.

Чернышевский был их идейным вождем, и его мировоззрение, словно зеркало, отражает черты «новых людей», образы которых он нарисовал в своем романе, их «учебнике жизни». Для нового поколения характерно, что оно стоит в резкой оппозиции к предыдущему.

Оно упрекает своих предшественников в романтизме, смеется над культом искусства и любовью к отвлеченному мышлению. Новое поколение защищает реализм, ищет опоры в знании, что порождает чуть ли не религиозное поклонение «точным» наукам, особенно естествознанию. К искусству разночинцы предъявляют совсем иные требования: оно должно указывать пути жизни и воспитывать общество в духе новых, прогрессивных идей. Верховным принципом мора ли становится у них вера в личность и ее творческие силы, защита «естественных» движений души и наивная вера в теорию «разумного эгоизма», которой уделено столько серьезных рассуждений в романе «Что делать?».

Трагический путь Чернышевского показывает основное противоречие, раскалывавшее сознание «новых людей»: они были мечтателями и идеалистами, но хотели верить лишь в «пользу»; они вдохновлялись верой в Идеал, но при этом готовы были свести к элементарной физиологии все человеческие чувства. Им не хватало культуры мышления, однако они презирали его, считая мысль, не связанную с практической пользой, бессмысленной. Они отрицали всякую религиозную веру, а сами свято верили в свои утопические мечты и, подобно Чернышевскому, приносили себя в жертву будущему, отрицая само понятие жертвы...

* В стихотворении, посвященном Чернышевскому,
* Некрасов написал:
* Его послал Бог Гнева и Печали
* Рабам земли напомнить о Христе.

В своем произведении «Что делать?» Чернышевский показал жизнь людей того времени, рождение революционеров. Значительное место в романе занимают личные отношения героев. Роман «Что делать?» заставляет нас рассуждать. Автор все время находится рядом со своими героями и с читателями, он увлекает их своей мыслью, волнением. Чернышевский стремится показать читателям, что злое и плохое в людях порождают дурные обстоятельства. Автор говорит, что эти обстоятельства могут быть изменены только революционным путем. Люди, как Марья Алексеевна, поступают дурно не со зла, а потому, что при господствующих порядках выгодно поступать дурно.

Особенный герой и особенный человек в романе «Что делать?» — это Рахметов. Родом он был из дворян, имел свое поместье, около четырехсот душ, семь тысяч десятин земли. Отец его был очень умный и образованный человек. Перерождение Рахметова в особенного человека началось, когда он окончил университет. Закончив гимназию и приехав в Петербург, он стал присматриваться, что среди студентов есть умные головы, которые думают не так, как другие.

Они заинтересовали его, он стал искать знакомства с кем-нибудь из них. Он знакомится с Кирсановым, и началось его перерождение в «особенного» человека. Он внимательно слушал Кирса нова. Кирсанов посоветовал Рахметову, какие книги ему читать. Наутро он шел в магазин и покупал французские и немецкие книги. В первые месяцы своего перерождения он почти все время проводил в чтении, но потом он стал ему меньше уделять внимания. Он вырабатывал в себе правила: никакой роскоши, «есть то, что ест простой народ». Он стал каждый день заниматься гимнастикой, заниматься физическим трудом. Успевал делать очень много, не признавал отдыха. У него было много дел, но личных дел у него не было. Он мало бывал дома, все ходил и разъезжал. Он воспитывал характер, силу воли, спал на гвоздях, проверял себя, сможет он или нет. Чернышевский говорил о таких людях, как Рахметов: «Это недурные люди. Мало их, если расцветает жизнь всех; без них она заглохла бы, прокисла, они дают всем людям дышать, без них люди задохнулись бы. Это цвет лучших людей, это двигатели двигателей, это соль соли земли».

Рахметов является профессиональным революционером, особенным человеком своего времени. Он хочет помочь народу, хочет быть похожим на простой народ. Рахметов ощущал потребность к революционной борьбе, он много странствовал, знакомился с жизнью народа. В романе он раскрывается как умелый организатор, готовый к любым трудностям. Рахметов, человек очень редкой породы, людям казался мрачным, но в действительности был мягким и нежным. Рахметов был одним из тех, кто сумел понять, что от самого человека, от его воли и знаний зависит, какое место в жизни он для себя найдет.