«Философский смысл «Песни про царя Ивана Васильевича…»»

Не полюбишься – не прогневайся».
А свеча перед образом еле теплится.

Философский смысл истории русского средневековья заключается прежде всего в том, что истоки русской национальности, мятежного начала и личного достоинства отнесены к тому времени, когда Россия еще не встала на путь европейской цивилизации. Время Ивана Грозного предстает как некое преддверие к будущему развитию. В нем все еще достаточно прочно. Национальные устои крепки и узаконены в частном быте и в быте Грозного:
Твоему горю пособить постараюся.
Сидит грозный царь Иван Васильевич.

Всякое изменение внешнего быта означает катастрофу, воспринимается как несчастье и горе. Налаженная прочность семейного быта – внешнее выражение сложившейся психологии. Но вот этот устойчивый быт, эта эпическая цельность личности, находящая опору в народных верованиях и обычаях, рушится.
Ты своей Алёне Дмитревне:
Супротив его всё бояре да князья,
Запирает Степан Парамонович
Опустел широкий гостиный двор.
Отзвонили вечерню во святых церквах;
И пирует царь во славу божию,
За Кремлем горит заря туманная;

В жизни купца Степана Парамоновича все заранее предопределено. Постоянство жизненного уклада отражает устойчивость психологии. Недаром, придя «в свой высокий дом», Степан Парамонович «дивится»:
«Ну, мой верный слуга! я твоей беде,
Как полюбишься – празднуй свадебку,
К молодой хозяйке за Москву-реку.

Фольклорная основа «Песни…» выступает поэтому и как антитеза пушкинской оде, и как символическое выражение внутренней оправданности и глубины морального закона. Тем самым фольклор в «Песне…» становится важным содержательным моментом. Через фольклор Лермонтов передает мысль о народности христианского закона, вошедшего в психологию, быт, обычаи русского люда. Подобно тому как царь блюдет закон во всей земле, Степан Парамонович – в своей семье, в своем доме. Все подчиняются вековым обычаям, несмотря на кастовые различия. Кирибеевич также обязан по долгу службы следить за исполнением обычаев, хранимых народом. Царь и опричник в «Песне…» взяты не с точки зрения их действительной, реальной силы в государстве, а со стороны их отношения к народной правде. Поэтому рассуждения о том, что Лермонтов изобразил Грозного в соответствии с традициями фольклора, а не с «Историей Государства Российского» Карамзина, нуждаются в существенной поправке. Лермонтов не ставил перед собой задачи создать реальный облик Ивана Грозного. Подобно быту Грозного, отчетлива и размеренна частная жизнь Степана Калашникова:
Позади его стоят стольники,
Злого пса-ворчуна зубастого
Вот возьми перстенек ты мой яхонтовый
Прежде свахе смышленой покланяйся
И пошел он домой, призадумавшись,

Царь – блюститель установленного и освященного веками закона жизни. Он призван его соблюдать и следить за исполнением. Пригорюнившемуся Кирибеевичу Иван Васильевич готов помочь и развивает перед ним обычную картину сватовства: задачи не были решены, то просветительские идеи продолжали жить в форме романтических идей. Чрезвычайно характерно, что Калашников осуществляет просветительские по сути задачи – бросает вызов царю и царской власти как фактически (а не внешне) чуждой народному духу, опираясь на вековую мудрость народа, но эти просветительские задачи предстают в явно романтическом обличи и даже проистекают из традиционно романтического конфликта между тираном и тираноборцем, не говоря уже, о том, что представителю «третьего сословия» на Западе чужд пафос романтической приверженности старине. Напротив, в России, как известно, именно купечество дольше других сословий хранило старые обычаи. И в этом также заключалась историческая особенность нашего развития, получившая отражение и в «Песне…» Лермонтова,
Да замком немецким со пружиною;
И пошли дары драгоценные
Набегают тучки на небо,
Не встречает его молода жена,
На железную цепь привязывает,
Да возьми ожерелье жемчужное.
Не накрыт дубовый стол белой скатертью,
В удовольствие свое и веселие
По бокам его всё опричники;
То за трапезой сидит во златом венце,
Гонит их метелица распеваючи;
Свою лавочку дверью дубового

Царь следует обычаю, уважая и достоинство Кирибеевича, и достоинство возможной невесты («Как полюбишься – празднуй свадебку, Не полюбишься – не прогневайся»). Он поступает в народных традициях, не помышляя о насилии ни над волей своего раба, ни над волей Алены Дмитревны. Само перенесение конфликта в частный быт символизирует прочность устоев, вошедших в плоть и кровь народа, в его сознание. Общим сознанием, определяемым христианским законом, проникнуты и царь и народ. Прочность национальных традиций коренится в их безусловном исполнении народом и царем. С этой точки зрения царь и народ в «Песне…» одинаково равноправны. Сила царя и его могущество – не в насилии над народом и противопоставлении ему своей воли, расходящейся с народным, христианским законом, а в согласии с ним. Точно так же народ видит в царе опору христианскому закону. Этот закон, предстающий у Лермонтова как основа народной морали, никому не дано безнаказанно нарушить.