«Дон Кихот — центральный персонаж романа»

Комичная фигура престарелого бедного кастильского идальго Алонсо Кихано, который, начитавшись рыцарских романов, оставляет дом и пускается на поиски приключений, сразу же настраивает читателя на то, что перед ним — пародия на модные в то время романы. Уже само имя, придуманное себе героем (в переводе с испанского «кихот» означает «набедренник»), вызывает недоумение и улыбку. Ведь идальго, представители низшего слоя испанского дворянства, не имели права на приставку частицы «дон».

Почему же этот чудак пытается подражать прославленным героям прошлого и воображает себя странствующим рыцарем, совершающим подвиги во имя своей возлюбленной, прекрасной Дульсинеи Тобосской, которую он тоже придумал?

Проще всего счесть его безумцем. Так и поступают все, кто с ним сталкивается во время его странствий по дорогам Испании. Автор лишь постепенно подводит читателя к тому, что его герой, несмотря на его весьма эксцентрические выходки, прекрасно образован, начитан в античной литературе, может быть трезвым и рассудительным, а в его безумии, говоря словами Шекспира, есть «своя последовательность». Свои неудачи на рыцарском поприще Дон Кихот объясняет происками злых волшебников, чарами которых великаны превращаются в ветряные мельницы, а дама его сердца, Дульсинея, принимает облик простой крестьянки. Дон Кихот свято верит в фантастические повествования о подвигах рыцарей, и эта вера поддерживает его неукротимый дух, который едва удерживается в дряхлом теле. Косность окружающих его людей и предметов не повергает его в отчаяние, поскольку они не властны над его идеалом. В романе Сервантеса мир «высокой» фантазии и «низкой» действительности, мир поэзии и прозы не противопоставлены друг другу, как это полагали писатели-романтики, видевшие в Дон Кихоте одинокого мечтателя, не понятого пошлой и вульгарной толпой. У Сервантеса эти миры причудливо переплетены, вписаны один в другой, между ними существуют взаимные переходы, открытые тому, кто дерзновенно верит в их возможность. Дон Кихот говорит о себе: «Волшебники могут отнять у меня счастье, но воли и мужества им у меня не отнять». Правда, во 2-й части романа героический энтузиазм Дон Кихота постепенно ослабевает, уступая место разочарованию и примирению с участью простого смертного — уже не странствующего рыцаря Дон Кихота, а бедного идальго Алонсо Кихано. Но это вовсе не означает, что автор ниспровергает идеалы, вдохновлявшие его героя. Сервантес показывает, что человек в своих духовных исканиях должен подражать высочайшим образцам, не боясь показаться смешным, но при этом обязан помнить, что он крепчайшими идеями связан со своим окружением, которое не только держит личность в плену обыденности, но и стимулирует ее потребность в творчестве, в создании образов, которыми будет жить не одно поколение. На протяжении всего романа Сервантес постоянно подвергает образ своего героя самому трудному и жестокому испытанию — испытанию смехом. И Дон Кихот его выдерживает. Трагическое и комическое в нем сливаются воедино, а смех благодаря гению Сервантеса приобретает новое измерение — он не унижает и не развенчивает, но облагораживает и утверждает веру в вечное достоинство смертного человека.