«Идейный смысл «Вечеров на хуторе близ Диканьки»»

Любопытнее всего было мое свидание с типографией. Только я просунулся в двери, наборщики, завидя меня, давай каждый фыркать и прыскать себе в руку, отворотившись к стенке. Это меня несколько удивило. Я к фактору, и он после некоторых ловких уклонений, наконец, сказал, что: штучки, которые изволили прислать из Павловска для печатания, оченно до чрезвычайности забавны и наборщикам принесли большую забаву. Из этого я заключил, что я писатель совершенно во вкусе черни.
Н. В. Гоголь — А. С. Пушкину. 21 августа 1831 г.

Гоголь, не будучи, в отличие от Кольцова, выходцем из народа по своему происхождению, был им по своим вкусам и по складу ума.
А. И. Герцен. О развитии революционных идей в России

«Вечера на хуторе близ Диканьки», написанные Н. В. Гоголем в 1831-1832 гг., стали, по словам А. И. Герцена, рядом «подлинно прекрасных картин, изображающих нравы и природу Малороссии, — картин, полных веселости, изящества; живописи и любви». Взяв большую часть сюжетов из украинского фольклора, близкого и русскому человеку, Гоголь проник в самую суть народной жизни, его представлений о том, какова же должна быть эта жизнь.

Какие герои предстали перед читателем?- Кузнец Вакула, удалой Грицко, нежная Ганна, шалунья и чаровница Оксана, мужественный казак Данила, незадачливый дед... Подчас далекие от реальных людей, они воплотили в себе и лучшие, и забавные человеческие черты. Рисуя портреты, Гоголь следует за существующим в народе идеалом красоты: «Дверь распахнулась со скрыпом, и девушка на пороге семнадцатой весны, обвитая сумерками, робко оглядываясь и не выпуская деревянной ручки, переступила через порог. В полуясном мраке горели приветно, будто звездочки, ясные очи; блистало красное коралловое монисто, и от орлиных очей парубка не могла укрыться даже краска, стыдливо вспыхнувшая на щеках ее». Его дивчины и поэтичны, и полны жизни. «Что я, в самом деле, будто дитя, — вскричала она смеясь, — боюсь ступить ногою». И начала притопывать ногами все чем далее, тем смелее; наконец левая рука ее опустилась и уперлась в бок, и она пошла танцевать, побрякивая, подковами, держа перед собою зеркало и напевая любимую свою песню...»



Смелые и склонные к авантюрам, порывистые красавцы-казаки, готовые ради любимой девушки, даже черта оседлать или «идти в Крым и Туречину, навоевать золота и с добром приехать» к своей красавице. Так и вспоминаются слова русских сказок, где Иван-царевич идет за тридевять земель, в тридесятое царство...

Ведьмы, русалки, черти тоже заимствованы Гоголем из фольклора. И они то пугают героев, то требуют исполнения страшных обрядов, то просят о помощи и награждают. «Нет, не видать тебе золота, покамест не достанешь крови человеческой! — сказала ведьма и подвела к нему дитя лет шести, накрытое белой простынею, показывая знаком, чтобы он отсек ему голову. Остолбенел Петро. Малость, отрезать ни за что, ни про что человеку голову, да еще безвинному ребенку!» Вряд ли читатель был испуган меньше, чем Петро, когда узнал, что «сдернул он простыню, ...и что же? Перед ним стоял Ивась». Левко из повести «Майская ночь, или Утопленница», наблюдая за тем, как играют «легкие, как будто тени, девушки в белых, как луг, убранный ландышами, рубашках» в ворона, узнает ведьму, которая «скоро и смело гналась за вереницею и кидалась во все стороны, чтобы изловить свою жертву», а тело ее «не так светилось, как у прочих». И панночка вознаграждает его, давая разрешение на свадьбу.

Волшебные перевоплощения, фантастические события в «Вечерах на хуторе близ Диканьки» только на несколько минут уводят читателя в ирреальный мир. Рано или поздно, но возвращается Вакула к Оксане, дед из повести «Пропавшая грамота» оказывается на крыше своей хаты, когда «уже рассвело совсем», а месяц, украденный было чертом, «вылетел через трубу Солохиной хаты и плавно поднялся по небу. Все осветилось. Метели как не бывало. Снег загорелся широким серебряным полем и весь осыпался хрустальными звездами. Мороз как бы потеплел. Толпы парубков и девушек показались с мешками. Песни зазвенели, и под редкою хатою не толпились колядующие».

Точные описания костюмов, речь героев, наполненная песнями и прибаутками, детали быта — все, что так старательно изучал и записывал Гоголь, живя в родной Васильевке, учась в Нежинской гимназии, придало его повестям достоверность. Читая, можно легко представить себе, как должен выглядеть «первый парубок на деревне»: «...одеть его в новый жупан, затянуть красным поясом, надеть на голову шапку из черных смушек с щегольским синим верхом, привесить к боку турецкую саблю, дать в одну руку малахай, в другую люльку в красивой оправе, то заткнул бы он за пояс всех парубков тогдашних». Встает перед нами, как живой, настоящий запорожец: «Гуляка, и по лицу видно! Красные как жар шаровары, синий жупан, яркий цветной пояс, при боку сабля и люлька с медною цепочкою по самые пяты — запорожец, да и только! Эх, народец! Станет, вытянется, поведет рукою молодецкие усы, брякнет подковами и — пустится! Да ведь как пустится: ноги отплясывают, словно веретено в бабьих руках; что вихорь, дернет рукою по всем струнам бандуры, и тут же, подпершися в боки, несется вприсядку; зальется песней — душа гуляет!»

Для читателя — современника Гоголя — эти живые картины были внове, открыли мир украинского народа, широту его духа, силу характера и юмора. Книга, которой, по известным словам А. С. Пушкина, «мы изумились, которая заставляла нас смеяться, мы, не смеявшиеся со времен Фонвизина!», была высоко оценена русским читателем. Хоть и отмечал А. С. Пушкин «неровность и неправильность его слога, бессвязность и неправдоподобие некоторых рассказов», истинную народность книги подтвердили и первые наборщики, и В. Г. Белинский: «...Возьмем сочинения г. Гоголя. В них поэтизируется по большей части жизнь собственно народа, жизнь массы, и автору очень естественно было бы впасть в простонародность, но он остался только народным, и в том же самом смысле, в котором народен Пушкин».