«Несколько слов о Братьях Карамазовых...»

«Сердце сокрушенно и смиренно
Бог не уничижит»
Пс.50


О творчестве Ф.М.Достоевского я знала очень мало. Честнее будет признать, что не знала вовсе ничего. Школьный курс, делающий упор на ’’Преступление и наказание ‘ ‘, его мрачными и странными, для 14-ти летних, образами ’’желтых стен ’’ и ’’тварей дрожащих ’’, едва ли способствовал желанию узнать что-либо подробнее и глубже о таком авторе и его персонажах. Поэтому, неудивительно, что лишь спустя много лет, я смогла вновь открыть для себя Достоевского. Правда, не историю Раскольникова, а «Братьев Карамазовых». Мой внутренний куратор, подсказывающий и направляющий среди разношерстной литературы, заполонившей прилавки, упрямо настаивал, на классике. Что ж, через месяц ожидания (т.к. книга в районной библиотеке оказалась всего одна), наконец получаю экземпляр на руки. Скорей, скорей бы свидеться!
Открыв, начинаю читать и, первые три главы пролетают радостно и незаметно. А затем - начинается штопор. Спотыкаюсь на каждом слове и при всей легкости и простоте языка, не сразу могу уловить смысл. Некоторые фразы приходится перечитывать по нескольку раз, но то ли еще будет! Когда весь ’’Великий Инквизитор’’, просто не воспримется с первого раза. Стараюсь учитывать все - и разность времени, когда писалось и когда читается, и особенность языка автора, которого не раз называли ’’учителем’’, воспитателем, ’’своим искусством перестраивающим человеческую душу’’. Но если помнить о школьном курсе ’’тяжелого’’, ’’мрачного’’, ’’депрессивно - нагружающего’’ Достоевского, каким он представлялся тогда, сопротивление текста было колоссальным.
Сильнейший толчок в лице старца Зосимы, и я лечу дальше, глотая одну главу за другой, в ожидании его известных ’’Напутствий’’. А когда начинаю читать и их, все становится на свои места. Духовное наследие Оптиной пустыни, о которой так много читано и передумано, поучениями святых отцов которой, пытаюсь руководствоваться в повседневной жизни, просвечивает сквозь каждое слово старца. Становится так тепло и уютно на сердце, будто встретил старого и мудрого друга. И все слова близки и принимаемы каждой клеточкой как свое, родное, почти не откровение, а - норма, привычка, закон.
« Не забывай молитвы! Каждый раз в молитве твоей, если она искренна, мелькнет новое чувство, а в нем и новая мысль, которую ты прежде не знал и которая вновь ободрит тебя и поймешь, что молитва есть ВОСПИТАНИЕ…»
«Смирение любовное – страшная сила, изо всех сильнейшая, подобной которой и нет ничего».
«Любовь - учительница, но нужно уметь ее приобрести, ибо она трудно приобретается, дорого покупается, долгою работою и через долгий срок, ибо не на мгновение случайное надо любить, а на весь срок. А случайно-то и всяк полюбить может, и злодей полюбит».
«Помни особенно, что не можешь ничьим судиею быть. Ибо не может быть на земле судья преступника, прежде чем сам сей судья не познает, что он такой же точно преступник, как и стоящий перед ним, и что он-то за преступление стоящего перед ним, может прежде всех и виноват. Когда же постигнет сие, то возможно и стать судиею. Как ни безумно на вид, но, правда сие».
«Отцы и учители, мыслю: «Что есть ад?». Рассуждаю так: «Страдание о том, что нельзя уж более любить »
Душа устремляется навстречу родному и узнаваемому до ужаса и скорби облику человеческому. И присмотревшись, понимаю, что и Ивана с его отчаянной ’’теорией вседозволенности’’, и разнузданного Дмитрия, который не умел побороть свои страхи, запутался в грехах и чуть не сожран был гордынею своею, я хорошо знаю. Стоит глубже заглянуть в себя, искренне не убоявшись своей темной стороны. Заброшенный еще при Адаме порок, благополучно прижился, найдя себе натуры ’’по вкусу’’, и живет тут припеваючи, разъедая души изнутри. Ибо кто не хочет быть богатым или знаменитым, зацепятся другим. Никто не откажется ’’быть любимым’’. Не давая самому - только получать. Хвала Всевышнему, наделившему человека способностью учиться. И меняться под влиянием своих ошибок. Обстоятельства могут согнуть, обкусать, отбить или даже перемолоть, но человек, если есть у него искра Любви в сердце (а этим наделен каждый!), продолжает верить.
Алеша Карамазов и подавно - мое! Особенно, когда узнала, что в старой постановке Пырьева, его Андрей Мягков играл. Ведь это мой актер. Не только потому, что в один день с ним родились, а из-за общего прочтения любимого Булгакова. Его Алексей Турбин в фильме Басова самая любимая связь с Городом-Киевом. « Алексей»- с греческого – защитник, вот и охраняет полковник Турбин честь офицера расформированной армии. Во Имя всего и вся, и, не желая принимать измену гетмана, гибнет, ставя точку во всеобщем хаосе. А в «Карамазовых» наоборот – Алеша, спасая душу брата, что еще более важно, чем честь, намеренно уходит в монастырь накануне отцеубийства, оставляя братьев одних. Чувствуя своим просветленным сердцем, что эта измена должна что-то изменить! Ведь очищение через страдание - любимая тема Достоевского. Каждый из героев идет по своему, выбранному пути, преодолевая внутреннюю и внешнюю дисгармонии. Те самые вопросы, вечные вопросы русской литературы.
Да, русская душа безудержна, своенравна и ленива. Ее то в один угол заведет, то в другой, да так, что аж уключины крякнут. Что и назовется « карамазовскою совестию ». Не удержался - занесло, согрешил, покаялся - ’’побелел’’. Глупо и страшно, но это так! Однако, как писал сам Федор Михайлович Достоевский, ’’- Нет, судите наш народ не по тому, чем он есть, а по тому, чем желал бы стать. А идеалы его сильны и святы, и они-то и спасли его в века мучений’’. И наряду с ’’хлестаковщиной’’ и ’’обломовщиной ’’ появляется ’’карамазовщина’’! То ли сила, то ли сама натура, то ли совесть и «медный лоб»?
Стало быть, стихийность, наряду с ленью и пронырливостью, все же главные составляющие типажей русской литературы, по счастью, далеко не единственные. Ведь обличение реальности-сатира, а истинная жизнь почти всегда – трагична и хоть « у каждого своя правда», но путей-то много и большинство губительны даже для не понимающих этого.
Злое шутовство Федора Карамазова размывает все нравственные ценности, своим поведением растлевая и омерзляя души своих потомков. В этом человеке без терзаний и сомнений, человеке без совести, нарастает зло, доводя собственных детей до идеи отцеубийства. А уж только в мыслях оставленную, или действием подтвержденную, это уж как говориться, кто во что горазд! Проблема «отцов и детей» вновь актуальна и полна новых, невиданных прежде болевых акцентов. Не зря же, весь роман, каждый из трех братьев, порознь и все вместе, выясняют свое отношение к отцу. Хоть в этом братство их сильно! И хоть все они Карамазовы, плод от плода, но Свой путь, Свою личность найти для них гораздо важнее и первоочереднее чем что-либо другое, будь то месть или соперничество.
Но заложенная генетически, сила поиска наслаждения не может не привести к нравственному растлению и распаду мира их души. И не спасет тогда ни Митина любовь к Грушеньке, ни великие Ивановы философские идеи. Даже стены монастыря не могут укрыть Алешу от надвигающейся грозы, поскольку мина замедленного действия уже снята с предохранителя и счетчик давно тикает. Смиренно отходит маленький праведник Илюшечка, закончен суд над преступником и ясен приговор. Но остается открытой общая тема…
Что мы приносим в этот мир? Какими уходят после общения с нами люди? Умиротворение или гнев наполняют их сердца? Становится кто-то счастливее после этих встреч или горько сетует, что родился на свет?
Бог вокруг нас, везде и в каждом, а стало быть, с каждой новой встречей, совершенным поступком, взглядом или мыслью, мы творим ЕГО в душе!? Такого, каким мы бы хотели Его видеть. Такого, какими и мы являемся на самом деле. Легко ли сознаться в этом и заглянуть себе в душу? Каждый отвечает сам. А ведь когда - то наверняка придется…