«Парадокс судьбы Мартина в романе Джека Лондона «Мартин Иден»»

Жестокий парадокс судьбы Мартина в том, что с каждой новой побежденной им вершиной культуры, с каждым новым постигнутым им секретом творчества он все больше отдаляется от того мира, который питал его творческие силы. Его не поймет португалка, дававшая ему крохи, отобранные у собственных оборванных детей, не прочтет его и фабричная работница, готовая отдать за него жизнь. И это понятно, потому что между автором философского памфлета о Метерлинке и девушке из народа, которая за всю жизнь несколько раз была в дешевых театрика для плебса, лежит духовная пропасть. Мартин Иден оказывается среди двух миров, в пустоте, изоляции, и его индивидуализм – лишь неизбежное следствие пережитой им отчужденности от всех. Поистине трагедия одиночки. Молодой художник никогда не сможет сидеть почетным гостем на литературных утренниках, ловя на себе восхищенные взгляды, и уже не способен, сбросив накопленный груз культуры, спуститься к своему миру. Конфликт, его до гибели неразрешимый, по словам Уитмена, «великий поэт не найдет себе и великой аудитории. Это не капитуляция. Это нынешнее мужество истинного художника.

Популярность нередко оборачивается для писателя не только приобретениями, она ведет и к известным потерям. Возникает опасность облегченного и выборочного восприятия его опыта. Создается некий образ, который первым впечатлением, произведенным книгами, не помогает, а скорее мешает понять его творчество во всей широте и многогранности. Зачастую оказывается замечательной всего лишь одна, и обычно не самая существенная, сторона творческой индивидуальности мастера. «Вы говорили: Джек Лондон, деньги, любовь, страсть», – ироническая строка Маяковского чрезвычайно точно доносит именно тот стереотип отношения к американскому прозаику. И теперь, спустя время, хорошо видно, что в творчестве Лондона было только данью иллюзиям и не пережило испытаний реальной жизнью, а что осталось в литературе навсегда.

Огромным литературным достоянием для литературы стал роман «Мартин Иден» – творческая вершина Джека Лондона. В советское время отечественные критики не раз пытались истолковать роман как обличение продажности буржуазного общества, жертвой которого становится передовое, что капитулировал в конечном итоге. Такая критика оправдана, но все же слишком однозначна и резка. Причины, которые привели Мартина к жизненной катастрофе, лежат глубже, и дело не в одной лишь «капитуляции». Да и была ли она? Ведь Мартин не штамповал книгу за книгой, когда издатели брали нарасхват все, что он пишет. Он ушел из жизни, поняв, что талант покинул его навсегда. Изображение законов «успеха» отодвинулось на второй план, когда Лондон в полной мере ощутил масштаб и значение того образа художника, что он создавал. Тему романа писатель сформулировал сам: «трагедия одиночки, пытающегося внушить истину миру». Драма героя начинается не в момент его встречи с Руфью Морз. Несоразмерность их духовных горизонтов слишком очевидна, чтобы Руфь всерьез могла влиять на Мартина, приобщая его к своим вульгарным «идеалам». В его отношениях с Руфью разыгрывается конфликт эстетической красоты и грубой жизненной реальности, что скажется на дальнейшей судьбе героя и станет неразрешимым противоречием всей жизни.

Джек Лондон добавил этой проблеме «вечное» значение. Ведь его герой – художник, вышедший из народа, а это явление, ставшее характерным лишь в XX веке. И сущность этой драмы не исчерпывается тем, что Мартина ждет нищета и что он потратит весь отпущенный ему запас творческих сил, прежде чем к нему придет признание. Несомненно, он мог бы сделать больше и не расплачиваться за каждый свой шаг в искусстве, или бы не принес в него совершенно новый жизненный опыт и свое суровое мироощущение.

Драма начинается тогда, когда Мартин, осознав в себе художника, решает сделать искусство своей профессией. Молодой писатель следует заветам поэта Бриссендена: любить красоту ради нее самой, служа ей беззаветно. Но ведь творчество невозможно без воспринимающего его, без той самой публики, которой с полным основанием пренебрегает Бриссенден, а вслед за ним и Мартин. Все дело в том, что публика – это Морз и им подобные. В начале творчества – это большой творческий порыв, а завершение творческого акта – это медные трубы ада: мелочная и недостойна борьба с издателями, блошиные укусы критиков и ругань шедевра самодовольными толстосумами. И Мартин не может выйти из этого порочного круга.