«Анализ стихотворения Н. А. Некрасова «Еду ли ночью по улице темной…» (1847).»

Стихотворение «Еду ли ночью по улице темной…», вызвавшее восторженный отклик современников Некрасова — Тургенева, Белинского, Чернышевского, Писарева и др., — с одной стороны, традиционно для самого поэта, но, с другой — принципиально новаторское для русской поэзии вообще. Такая его особенность, как сюжетность, и сам выбор сюжета — судьба женщины в бесчеловечных социальных условиях, приводящих ее к падению — не новы для поэзии Некрасова (вспомним хотя бы стихотворение «Когда из мрака заблужденья…», 1845). Однако сами сюжетность и выбор сюжета — нарушение традиции, ведь сюжет, в особенности сюжет «низкий», связанный с нищетой, голодом и вообще социальными проблемами, — явление редкое для донекрасовской русской поэзии. В этом — одно из основных проявлений творческого метода Некрасова, заключавшегося в разрушении привычных норм и канонов, в пародировании их (как во многих других его ранних стихотворениях, например, «Современная ода» и «Колыбельная песня», 1845, «В неведомой глуши, в деревне полудикой…», 1846, «Нравственный человек», 1847 и т. д.), так как только так можно было завоевать себе достойное место в русской поэзии середины — начала первой половины XIX в., когда интерес к поэзии вообще и, в особенности, к традиционной поэзии (Пушкин, Жуковский, Лермонтов, Баратынский и их малозначительные эпигоны), был очень невысок.

Стихотворение написано четырехстопным дактилем (есть две строки трехстопного дактиля) с перекрестной рифмовкой (чередуются женские — нечетные — и мужские — четные — окончания). Выбор трехсложного размера — еще одно проявление поэтического новаторства Некрасова, ставшим одним из первых русских поэтов, активно употреблявших трехсложники, приближавшие стихотворную речь к разговорной, вместе с тем обогащая поэтический язык. Стихотворение состоит из четырех частей разного размера: первая часть — двенадцать стихов, вторая и третья части — по шестнадцать стихов и четвертая часть — восемь стихов, — что также является отличительной особенностью Некрасовской поэзии: подобное иррегулярное строфическое деление встречается во многих его стихах, например, «Да, наша жизнь текла мятежно…», «Так это шутка? Милая моя…» (1850), «Муза» (1851), «О письма женщины, нам милой!..» (1852) и т. д. Такое разбиение на строфы совпадает с сюжетным членением: первая строфа — воспоминания героя о бывшей возлюбленной до встречи с ним, вторая — рассказ о смерти их ребенка, третья — рассказ о ее падении, четвертая — вновь мысль о том, «где она теперь».

В стихотворении встречается приблизительные и неточные рифмы: «рукой» — «мной», «темней» — «не лей», «заснем» — «рядком», «венцу» — «отцу» и т. д. — явление также редкое для русской поэзии середины XIX в. и ставшее общепринятым и широко используемым лишь в поэзии символистов и поэтов XX века: А. А. Ахматовой, О. Э. Мандельштама, В. В. Маяковского, С. А. Есенина и др.

В опровержение мнения о «слабой форме» или «безыскусности» некрасовских стихов, бывшего весьма распространенным среди критиков-современников, одной из особенностей этого стихотворения является весьма изощренная звукопись, проходящая через весь текст:

Звукопись эта выделяет несколько основных мотивов стихотворения, одновременно объединяя их: тема судьбы, смерти, гроба (звуки б, р, г, сочетания Ср и рС, С — согласный), тема любви, холода, голода, слез, плача, «мучительной думы» (звуки л и j, шипящие — вспомним традиционную семантику этой звукописи, например в «Мцыри» Лермонтова). Обилие групп согласных («темной», «пасмурный», «друг», «вдруг», «брызги дождя», «пронзительно звонок», «вдоволь поплакал» и т. д.) делают течение стихотворной речи прерывистым, затрудненным, подчеркивают трагизм описываемых событий.

Другая характерная особенность этого стихотворения — обилие отрицаний: «друг беззащитный, больной и бездомный», «с детства судьба невзлюбила тебя», «муж тебе выпал недобрый на долю», «не покорилась», «да не на радость сошлась и со мной…», «он не смолкал», «слез безрассудных не лей», «ты не спешила с печальным признаньем, // Я ничего не спросил», «все без изъятья», «бесполезно замрут» — также свойственна поэзии Некрасова, ср., например, стихотворение «Муза» (1851):

Нет, Музы ласково поющей и прекрасной

Не помню над собой я песни сладкогласной!

Она гармонии волшебной не учила,

В пеленках у меня свирели не забыла,

Мечтой неясною не волновала ум

И не являлась вдруг восторженному взору

и т. д.

Эти отрицания не только подчеркивают негативное воздействие социальной среды на судьбу человека, но и свидетельство отрицания этой среды поэтом.

Все стихотворение построено на нескольких сквозных мотивах, проходящих через его текст и связывающих его воедино, подчеркивающих его трагизм. Во-первых, это мотив темноты, которым начинается стихотворение: «Еду ли ночью по улице темной, // Бури заслушаюсь в пасмурный день» — продолжающийся во второй части в несколько смягченной форме: «полусвет, полутьма», — затем усиливающийся: «становилось темней»; эти слова непосредственно предшествуют рассказу о смерти ребенка; в третьей части этот мотив вновь возникает, причем ему вновь сопутствует его противоположность: «В комнате темной зажгли огонек». Интересно, что эта противоположность несколько снимается звукописью: «темной» — «огонек», что отсылает ко второй части, где «полусвет» и «полутьма» выступают как синонимы. Это промежуточное состояние между светом и тьмой — характерная особенность Петербурга в лирике Некрасова (а действие стихотворения разворачивается именно в столице, о чем свидетельствуют многие типичные «петербургские» мотивы: сырость, туман, дождь, та же темнота, безысходность душевного состояния героев, смерть от голода и нищеты. Это стихотворение относится к тем, о которых … сказал: «Какой-то город, явный с первых строк, // Растет и отдается в каждом слоге».), равно как и других поэтов и писателей, разрабатывавших «петербургскую» тему.

К мотиву темноты примыкает важнейшая тема, также связанная с Петербургом, — тема враждебности природы по отношению к человеку. Тема эта выражается в образах «бури», «дождя», «холодной» комнаты, в мотиве болезни: эпитет «больной» проходит через все стихотворение: «Друг беззащитный, больной и бездомный», «больной и голодный // Я унывал, выбивался из сил»; «была ты бледна и слаба» (болезнь, бледность и слабость связаны звукописью в единый фонетико-семантический ряд). Тут же и мотив смерти: «умер ребенок», «завтра мы оба // Так же глубоко и сладко заснем» (ужас и безысходность жизни героев подчеркивается тем, что единственный положительный эпитет, встречающийся в этом сравнительно крупном стихотворении, — «сладкий» — относится к смерти, а героиня, отправляется на панель, «принарядившись, как будто к венцу»), «три гроба», «гробик ребенку», «в гроб положили».

Во-вторых, это мотив дурного душевного состояния, злобы: «зол был отец твой угрюмый» (злость и угрюмость здесь взаимно дополняют и усиливают друг друга), «муж тебе выпал недобрый на долю: // С бешеным нравом, с тяжелой рукой», «купит хозяин, с проклятьем, три гроба», «в разных углах мы сидели угрюмо» (угол, узость пространства — еще один «петербургский» мотив), «угрюм и озлоблен я был» (вновь объединение и взаимное усугубление двух понятий), «злая борьба». Все люди, весь свет озлоблены и враждебны друг к другу.

Далее, мотив бедности, нищеты, голода: «друг бездомный», «беден был отец твой», «голодный», весь образ неотапливаемой, «пустой и холодной» комнаты, в которой живут герои, такая хотя бы деталь: «пар от дыханья волнами ходил», «с голоду завтра мы оба // заснем», необходимость женщине торговать собой, чтобы купить «гробик ребенку и ужин отцу» (вспомним Соню Мармеладову, которая появится менее чем через двадцать лет после написания этого стихотворения: «А тут ребятишки голодные… а чтт тут пьешь и ешь, когда и ребятишки-то по три дня корки не видят! Сонечка встала, надела платочек, надела бурнусик и с квартиры отправилась, а в девятом часу и назад обратно пришла. Ни словечка при этом не вымолвила, хоть бы взглянула, легла на кровать лицом к стенке, только плечики да тело все вздрагивают…» («Преступление и наказание», ч. 1 гл. II). Ср. у Некрасова: «Ты ушла молчаливо, // Принарядившись, как будто к венцу, Ты не спешила с печальным признаньем, // Я ничего не спросил, // Только мы оба глядели с рыданьем».), нищета горемычная.

Другой важный мотив — тема одиночества, беззащитности человека наедине со страшным, жестоким миром: «друг беззащитный», «кто ж защитит тебя?» Туда же относится и мотив равнодушия людей к истинным причинам трагедии:

Все без изъятья

Именем страшным тебя назовут.

Бесчеловечность окружающего мира — основная причина страданий героев.

Важнейший мотив стихотворения — мотив судьбы, понимаемой в социальном смысле как несправедливости общественного строя, обрекающего людей на муки. Этот мотив начинает и завершает стихотворение: «с детства судьба невзлюбила тебя» (причина этого — бедность отца), «или пошла ты дорогой обычной, // И роковая свершится судьба?» «Роковая судьба» — предельное нагнетание трагизма и безысходности, неотвратимость и мучительность страданий возводятся в степень. С этим ключевым мотивом связаны два мотива: с одной стороны, мотив бессилия перед судьбой: «я унывал, выбивался из сил» (ср. «труб заунывные звуки»), образ слабого ребенка, «злая тебя сокрушила борьба», «только во мне шевельнутся проклятья — // И бесполезно замрут!..» — и, с другой стороны, мотив борьбы с этой судьбой, борьбы с заведомо трагическим исходом: «не покорилась — ушла ты на волю», «в сердце твоем совершалась борьба» (умереть с голоду — или утратить честь?), «злая тебя сокрушила борьба». Необходимость бороться и осознание бессмысленности, безысходности этой борьбы повергает героев в состояние ужаса и полной опустошенности. Все это делает стихотворение Некрасова одним из наиболее мрачных трагических в русской литературе.