««Былое и думы» Герцена»

Крупнейшим художественным произведением зарубежного периода Герцена были «Былое и думы» лучшее, что создал он как писатель. Этот «вечерний труд» создавался в то время, когда «чужой мир», «чужое племя» окружали Герцена и ему хотелось мысленным взором охватить пережитое, подвести итоги, рассказать о своём времени и своей жизни, до конца отданной борьбе с самодержавием и крепостничеством. И вот заструился поток его воспоминаний. В своей «исповеди» он развернул огромную историческую панораму, с великолепным мастерством нарисовал образы людей, с которыми дружил и враждовал, и в центре поставил себя — русского революционера, главного героя «Былого и дум». Он раскрывал свою жизнь, личную и общественную, с «мужественной и безыскусственной правдой», как сказал Тургенев, Духовная драма Герцена — основное ядро произведения, в котором, по словам самого писателя, дано «отражение истории в человеке».

«Былое и думы» создавались в течение 16 лет (1852—1868), в пору наивысшей творческой зрелости художника, и отличаются” изумительным богатством содержания. Это энциклопедия русской и западноевропейской жизни 30—60х годов XIX в.

Домашний быт и исторические события огромного масштаба, характеристики и портреты людей нескольких поколений: писателей, учёных, художников, артистов, политических и государственных деятелей России и Запада — возникают перед читателем

Личная жизнь писателя, шутливо рассказанные эпизоды и сцены потрясающего драматизма — всё это органически сплетается с взволнованной авторской исповедью, горькими раздумьями, искрится острым юмором, сверкает беспощадной насмешкой, едкой иронией, пронизано то глубочайшей тоской, то мягкой грустью, овеяно пламенной верой в будущее, ненавистью и любовью борца.

«Всё это,— писал о «Былом и думах» Тургенев,— написано слезами, кровью: это горит и жжёт… Так писать умел он один из русских».

«Былое и думы» — мемуары, своеобразный роман, по широте охвата жизни, по полноте, разнообразию и яркости изображённых явлений не имеющий себе разных во всей мировой литературе.

Особенно поразительна портретная галерея, созданная Герценом. Образы Белинского и Чаадаева, Грановского и Щепкина, Огарёва и Станкевича, итальянского революционера Д. Гарибальди и английского утописта Р. Оуэна, как и десятков других лиц, нарисованы писателем с необыкновенным мастерством и жизненной правдой.

Герцен был великолепным мастером литературного портрета» и недаром Тургенев, отмечая эту черту таланта Герцена, писал: «В характеристике людей, с которыми он сталкивался, у него нет соперников».

Вот яркая характеристика В. Г. Белинского: «В этом застенчивом человеке, в этом хилом теле обитала мощная, гладиаторская натура; да, это был сильный боец! Он не умел проповедовать, поучать, ему надобен был спор. Без возражений, без раздражения он не хорошо говорил, но когда он чувствовал себя уязвлённым, когда касались до его дорогих убеждений, когда у него начинали дрожать мышцы щёк и голос прерываться, тут надобно было его видеть: он бросался на противника барсом, он рвал его на части, делал его смешным, делал его жалким и по дороге с необычайной силой, с необычайной поэзией развивал свою мысль. Спор оканчивался очень часто кровью, которая у больного лилась из горла. Бледный, задыхающийся, с глазами, остановленными на том, с кем говорил, он дрожащей рукой поднимал платок ко рту и останавливался, глубоко огорчённый, уничтоженный своей физической слабостью. Как я любил и как жалел я его в эти минуты!.

…Лишения и страдания скоро совсем подточили болезненный организм Белинского. Липо его, особенно мышцы около губ его, печально остановившийся взор равно говорили о сильной работе духа и о быстром разложении тела.

В последний раз я видел его в Париже осенью 1847 года: он был очень плох, боялся громко говорить, и лишь минутами воскресала прежняя энергия и ярко светилась своим догорающим огнём. В такую минуту написал он своё письмо к Гоголю».

Вот портрет «будочника», шефа жандармов Дубельта: «Лицо оригинальное, он, наверное, умнее всего Третьего и всех трёх отделений собственной канцелярии. Исхудалое лицо его, оттенённое длинными светлыми усами, усталый взгляд, особенно рытвины на щеках и на лбу ясно свидетельствовали, что много страстей боролось в этой груди, прежде чем голубой мундир победил или, лучше, накрыл всё, что там было. Черты его имели чтото волчье и даже лисье, то есть выражали тонкую смышлёность хищных зверей, вместе уклончивость и заносчивость. Он был всегда учтив».

Не менее выразителен портрет «будочника будочников» Николая I: «Я знаю этот взгляд и ни одного не знаю страшнее, безнадёжнее этого серобесцветного, холодного, оловянного взгляда».

Взгляд Николая I — это взгляд «гремучей змеи»; это «вечно остриженная… медуза с усами». «Он был красив, ко красота его обдавала холодом; нет лица, которое бы так беспощадно обличало характер человека, как его лицо. Лоб, быстро бегущий назад; нижняя челюсть, развитая за счёт черепа, выражали непреклонную волю и слабую мысль, больше жестокости, нежели чувственности. Но главное — глаза, без всякой теплоты, без всякого милосердия, зимние глаза».

Герцен был оригинальнейшим и замечательнейшим стилистом. Стиль его произведений поражает выразительностью, яркостью, разнообразием. Он умел находить неожиданные слозесиые формулы, сравнения, эпитеты, создавать запоминающиеся афоризмы и каламбуры, шутки и пародии (серьёзное облако; холостая религия; зимние глаза; раб при всех храбростях своих и т. д.). Герцен смело соединял в одной фразе слова разговорной бытовой речи со словами, выражающими самые отвлечённые научнофилософские понятия. Он создавал эпиграммы в прозе и фразы, блещущие юмором и неожиданными, яркими сопоставлениями: «Новгород… это большая казарма, набитая солдатами, и маленькая канцелярия, набитая чиновниками».

Полицейских Герцен делит на «явнобрачных» и «тайнобрачных», т. е. принадлежащих к тайной полиции. Герцен — мастер метких характеристик: Николай I высочайший фельдфебель, деспотических дел мастер, будочник будочников, тяжёлый тиран в ботфортах. Описания Герцена лиричны. Особую прелесть составляет задушевность тона рассказчика. Лиризмом окрашены описания природы, воспоминания автора о безвозвратно ушедшей юности, о любви и т. д.

Язык его произведений, особенно «Былого и дум», заслужил высокую оценку крупнейших русских писателей. Тургенев, восхищавшийся многокрасочным языком Герцена, говорил: «Язык его, до безумия неправильный, приводит меня в восторг: живее тело». Герцену Тургенев писал: «Язык твой лёгок, быстр, светел».

Л. Н. Толстой, говоря об «удивительном языке» Пушкина, заметил: «Герцен не уступит Пушкину… Где хотите откройте, везде превосходно». По словам Горького, язык Герцена «исключителен по красоте и блеску».

Произведения Герцена десятки лет находились под запретом. Полное собрание его сочинений и писем вышло только после Великой Октябрьской социалистической резолюции. Но ещё задолго до неё (в 1888 г.) Л. Н. Толстой, оценивая значение творчества Герцена, писал: «Что за удивительный писатель! Наша жизнь русская за последние двадцать лет была бы не та, если бы этот писатель не был скрыт от молодого поколения».