«Анализ баллады Пушкина «Песнь о вещем Олеге» (2)»

В элегии «К Овидию» Пушкин утверждал высокое назначение поэта, через историческую аналогию утверждал как истину главное дело своей жизни. «К Овидию» для Пушкина было не обычным, не очередным стихотворением, а особенным, этапным, в трудные годы оно помогло ему осветить и утвердить свой путь: Но если обо мне потомок поздний мой Узнав, придет кокать в стране сей отдаленной Близ праха славного мой след уединенный Брегов забвения оставя хладну сень, К нему слетит моя признательная тень, И будет мило мне его воспоминанье. Да сохранится же заветное преданье: Как ты, враждующей покорствуя судьбе, Не славой - участью я равен был тебе. Здесь, лирой северной пустыни оглашая, Скитался я в те дни, как на брега Дуная Великодушный грек свободу вызывал, И ни единый друг мне в мире не внимал, Но чуждые холмы, поля и рощи сонны, И музы мирные мне были благосклонны. Одним из излюбленных жанров поэтов-романтиков являлся жанр баллады. В этом жанре, как известно, очень много писал Жуковский. Обращался к нему в романтический период своего творчества и Пушкин. Его самое значительное произведение в этом роде - баллада 1822 г. «Песнь о вещем Олеге». Материалом для пушкинской баллады послужило событие полулегендарное, взятое из средневековой истории. Так часто бывало и в балладах Жуковского. «Песнь о вещем Олеге» напоминает Жуковского и некоторыми своими мотивами, например мотивом роковой предопределенности, и даже ритмическим рисунком стиха. Как и многие баллады Жуковского, стихотворение Пушкина написано наиболее характерным для баллады размером - перемежающимся четырех- и трехстопным амфибрахием. На этом, однако, сходство с Жуковским кончается я начинаются важные различия, осознанные самим Пушкиным. Прежде всего стихотворение Пушкина написано на русский исторический сюжет, в то время как материалом баллад Жуковского является, как правило, европейское средневековье. Позднее, 14 апреля 1831 г., Пушкин напишет Плетневу: «Предания русские ничуть не уступают м фантастической ПОЭЗИИ преданиям ирландским и германским». В основе пушкинской баллады лежит летописный рассказ - и это тоже накладывает своеобразный отпечаток на произведение. Летописный рассказ того типа, который использовал Пушкин, воспринимается как правдивое предание, как сказка, подтвержденная документально. Это придает пушкинской балладе вид подлинности и безыскусственности. В одном, однако, жанр остался неизменным: в установке на поэтическую свободу. Дружеские послания и романтической поры пушкинского творчества - это всегда непринужденный, открытый разговор о разных предметах и на разные темы. Это делает послания разнообразными и разнохарактерными как по содержанию, так и по стилистике. В послании «В. Л. Давыдову» (1821) в игриво-остроумном, поэтически легком тоне Пушкин ведет рассказ о делах и днях своих: Я стал умен, я лицемерю Пощусь, молюсь и твердо верю, Что бог простит мои грехи, Как государь мои стихи. Говеет Инзов, И намедни Я променял парнасски бредни И лиру, грешный дар судьбы, На часослов и на обедни, Да на сушеные грибы. Рядом с этим в том же послании в свободном соединении - внешне легко поданные политические новости и собственные суждения по поводу этих новостей; Но те в Неаполе шалят, А та едва ли там воскреснет… Народы тишины хотят, И долго их ярем не треснет. Иной характер носит стихотворение того же жанра «Из письма к Гнедичу» (1821). В нем много литературных имен, в основном литературная атмосфера. Здесь Овидии, «Юлией венчанный и хитрым Августом изгнанный», Гомер, чью музу Гнедич «нам явил и смелую певицу славы от звонких уз освободил», здесь собственные мысли о поэте и поэзии.