«Автор и герой в автобиографических романах И. Бунина "Жизнь Арсеньева" И М. Осоргина "Времена"»

"Жизнь Арсеньева" (1930-1939, 1952) И.А.Бунина и "Времена" (1938, 1955) М.А.Осоргина - по праву считающиеся одними из вершинных творений в литературе русского Зарубежья, этапные, во многом итоговые для обоих писателей произведения - не принадлежат к числу "забытых" и малоисследованных художественных феноменов, а, напротив, уже длительное время привлекают к себе самое пристальное внимание многих литературоведов.

Однако правомерным, думается, было бы обращение к этим романам, одножанровым и тематически близким, с точки зрения анализа авторского сознания, его особенностей, специфики его проявления, поскольку, с одной стороны, всеми исследователями признается предельная активизация авторской личности в прозе И.Бунина и М.Осоргина, с другой - эта проблема не становилась предметом специального рассмотрения в сопоставительнотипологическом пла-не. В литературоведении традиционно понимают под "автором" носителя определенного взгляда на действительность, выражением которого является все произведение, из чего следует вывод, что присутствие автора в тексте не прямое, а опосредовано его субъектными и внесубъектными формами. По Б.О.Корману, предложившему поэтапную методику изучения авторского сознания, "субъектная организация произведения есть соотнесенность всех отрывков текста… с используемыми в нем субъектами" . В романах "Жизнь Арсеньева" и "Времена" авторское сознание в своих субъектных формах воплощается на двух различных уровнях: 1) на уровне рассказчика Алексея Арсеньева и персонифицированного, но не названного (подразумеваемого alter ego самого Михаила Осоргина) рассказчика "Времен", вспоминающих о событиях, участниками которых они были; 2) на уровне "автора бытийно-философского типа" (термин А.Ю.Большаковой), осмысляющего конкретные реалии жизненного пути с некоей абсолютной высоты, благодаря чему жизнь отдельного человека получает философское измерение.

Рассказчик, в свою очередь, представлен как 1) автобиографический герой и лирический герой; 2) субъект лирических переживаний и субъект повествования; 3) объект собственного восприятия и воображения, объект авторской рефлексии. В рамках предлагаемой статьи рассматриваются две субъектные формы авторского самовыражения: автобиографический и лирический герой. Традиционно образ рассказчика вводится в повествование для создания самостоятельной, отдельной от автора позиции героя, для дистанцирования автора от героя. Но рассказчик может быть как четко отделен от образа автора, так и близок к нему, расширяясь почти до его пределов, являясь его творческим самовыражением, его alter ego. Именно последнее характерно для "Жизни Арсеньева" и "Времен", что позволяет говорить об авторе-рассказчике в романах, а сами книги считать автобиографическими. Но в акте творчества свое, сугубо личное претворяется во всеобщее, общечеловеческое. Автобиографический герой в такой же степени сотворен, как и любой другой образ, также является своего рода "творческим построением" (Л.Я.Гинзбург).

Жизненный материал, положенный в основу, неизбежно подвергается писателями отбору, обработке и трансформации в соответствие с авторской концепцией и идеей. Собственная жизнь, биография, внутренний мир, которые во многом служат для И.Бунина и М.Осоргина исходным материалом, сочетаются с вымыслом, обобщением и типизацией. В результате автор-рассказчик выступает в первую очередь как художественный образ, который похож и одновременно не похож на реального биографического автора. "Равенство" же концепированного автора и героя-рассказчика в конечном итоге сводится не к биографи-ческим, историческим и конкретно-бытовым реалиям, которые могут то "совпадать", то разниться с имевши-ми место событиями, а к сходным духовным процес-сам и душевным переживаниям (ощущение гармонии детства, муки взросления, первые влюбленности, ис-кушение творчества, испытание катастрофой, постиг-шей Россию, утрата родины, боль и горечь изгнания).

Концепированный автор и рассказчик в определенной степени тождественны и функциональны: функции творца-демиурга передаются рассказчику, структури-рование повествования и вся система оценок диктуют-ся его волей. Однако при всем при этом рассказчик на-ходится и действует в том же мире, что и остальные персонажи, тогда как автор, хотя и воплощается в тек-стовой реальности, все же возвышается над ней, стоит над героями. Вместе с тем автобиографичность в аспекте про-блемы автора как особенность повествовательной структуры, носит в рассматриваемых книгах принци-пиально разный характер и специфичное значение: 1) "Времена" можно считать романом-автобиографией, автобиографическим произведени-ем. Воплощаясь в герое, автор не только не отрицает этого воплощения, но делает его подчеркнуто явным для читателя. "В первой книге обычно пишут о себе усиленно и стыдливо себя скрывая; это - пережитое. В дальнейших автор выступает не в роли героя, а в каче-стве наблюдателя; совсем уйти из книги он, конечно, не может, это и не нужно. В книгах последних, вкусив не-которой известности…, почти каждый маститый писа-тель пишет о себе, и редко кому удается преодолеть страсть к биографическому самоутверждению" , - писал М.Осоргин, прослеживая свою творческую эво-люцию. Избранная повествовательная форма создает эффект сходства вымышленной художественной дейст-вительности с реальной, придает изображаемым собы-тиям печать достоверности, определяет прозрачную систему прототипов и позволяет автору открыто вы-сказывать свои идеи и воззрения. Однако не случайно исследователи замечают: "Достоверность, фактография, столь ценимые писате-лем при создании им его романов и повестей, в жанре собственно мемуарной прозы почти полностью реду-цируются…" И далее: "Осоргин создает воспоминания особого рода" . Писатель сам так определил собст-венную повествовательную манеру: "Нет гравюрной отчетливости, скорее - прозрачные акварели.

Вероят-но, многое стерлось и спуталось в памяти, остались не факты, а впечатления. Конечно, они мне очень дороги" . Достоверность и подлинность оказываются во мно-гом мнимыми, многие известные лица - сокрытыми за инициалами или не названными вовсе, повествование в целом - "бедным" фактическими подробностями и изображением значительных реальных событий, фик-сацией конкретных дат. 2) "Жизнь Арсеньева" - роман с автобиографи-ческой основой, произведение, построенное на "скры-той" автобиографичности. Сам И.Бунин неодно-кратно отрицал автобиографическое начало своей кни-ги. В 1928 году, отвечая критику парижской газеты "Дни", он писал: "Я вовсе не хочу, чтобы мое произ-ведение (которое, дурно ли оно или хорошо, претенду-ет быть, по своему замыслу и тону, произведением все-таки художественным) не только искажалось, то есть называлось неподобающим ему именем автобиогра-фии, но и связывалось с моей жизнью, то есть обсуж-далось не как "Жизнь Арсеньева", а как жизнь Буни-на". Впрочем, он отмечал и другое: "Может быть, в "Жизни Арсеньева" и впрямь есть много автобиогра-фического. Но говорить об этом никак не есть дело критики художественной" . Для большинства же читателей, а также специали-стов-исследователей автобиографичность произведе-ния не вызывала сомнения. Своеобразие повествова-тельной структуры романа становится очевидным при сопоставлении творческой истории некоторых расска-зов писателя и рукописи "Жизни Арсеньева". Б.В.Аверин, сравнивая их, пишет, что, "работая над рассказами, Бунин мог от варианта к варианту менять происходящие события, поступки героев, их характеры. Подобные изменения в рукописи романа почти отсут-ствуют. Все, что относится к воспоминаниям мальчика, юноши Алеши Арсеньева, ложится на бумагу сразу и в дальнейшем не претерпевает значительных изменений" ]. Повествование словно подчиняется "ходу памяти".

Таким образом, М.Осоргин, хотя и пишет о себе и от своего имени, все-таки становится (невольно стано-вится) "другим", во "Временах" происходит подмена самого себя выдуманным (невольно выдуманным) персонажем при определенной подлинности поведан-ных фактов, которые стали как бы вымышленными. И.Бунин в "Жизни Арсеньева" пишет о самом себе, но пишет как о постороннем, через "другого", наиболее полно раскрывает свою душевную жизнь, предельно выражает самого себя. Показательна точка зрения В.В.Заманской, счи-тающей "Жизнь Арсеньева" "экзистенциальной авто-биографией". Определяя механизм "перевода" романа из статуса автобиографии-жизнеописания в статус эк-зистенциальной автобиографии, она имеет в виду два сопоставительных ряда: 1) трилогия Л.Толстого, дило-гия С.Аксакова, трилогия М.Горького, "Лето Господ-не" И.Шмелева; 2) "Слова" Ж.-П.Сартра, "Котик Лета-ев" А.Белого, "Другие берега" В.Набокова. Действи-тельно, на фоне первого ряда произведений обнаружи-ваются принципиальные отличия книги И.Бунина. Ав-торы всех реалистических автобиографий стремятся показать становление героя как личности, объективно передать связи человека с миром. Различаются, как пишет исследователь, "только индивидуальные направ-ления и доминанты в разработке этой концепции…" Иного плана - "Жизнь Арсеньева" И.Бунина, где "…не столько мир человека создает, сколько он самоосуще-ствляется в мире людей, объективируется в потенци-альных возможностях того "проекта", которым пришел в жизнь. Он открывает мир, "замечает" его, принимает его в свое сознание" [7]. Авторская стратегия определяется не достижением биографической истины и объективным воссозданием истории жизни, не отражением эволюции героя, его "воспитания чувств", постепенного вбирания им в се-бя многообразных жизненных связей и отношений, а диктуется экзистенциальной концепцией бытия.

"Вре-мена" в этом контексте тяготеют ко второму сопоста-вительному ряду. Для М.Осоргина также характерен отказ от традиционных сюжетных ходов, свойственных реалистическим жизнеописаниям. Судьба героя иссле-дуется не в рамках биографической истории жизни, а измеряется в экзистенциальных масштабах жизни и смерти. В "Жизни Арсеньева" и "Временах" автобиогра-фическая основа рождает импульс для всепоглощаю-щего авторского лиризма. Лирическое начало стано-вится довлеющим и функционально значимым, а ли-рический герой воплощает вторую ипостась рассказ-чика и концепированного автора. В сложном диалекти-ческом единстве лирического и эпического начал ли-рика значительно преображает эпическое повествова-ние, не отменяя его; формирует специфическую субъ-ектную структуру. Содержание категории лирического, согласно Гегелю, "все субъективное, внутренний мир, размышляющая и чувствующая душа, которая не пере-ходит к действиям, и задерживается у себя в качестве внутренней жизни и потому в качестве единственной формы и окончательной цели может брать на себя сло-весное самовыражение субъекта" ]. Важнейшей особенностью авторского сознания в рассматриваемых книгах является монологичность (моносубъектность). Повествование строится как внутренний монолог героя-рассказчика, поток созна-ния. На первый план выдвигается его личность, глав-ный предмет изображения - его внутренняя жизнь, эмоционально окрашенные впечатления, внерацио-нальные устремления, раздумья и чувства.

В отличие от других автобиографических книг ("Детства. Отроче-ства. Юности" Л.Н.Толстого, "Семейной хроники", "Детских годов Багрова-внука" С.Т.Аксакова, "Детства Никиты" А.Н.Толстого), в которых обрисовано бытие множества людей, у И.Бунина и М.Осоргина "история души" раскрывается преимущественно в лирическом монологе. Характер героя создается не эпическими средствами, а вытесняется "эмоциональным тоном" (Б.О.Корман). В основе авторского мироощущения - поэтическое восприятие и отношение к действительно-сти, лирическая призма рассмотрения мира. Действи-тельность, все происходящее воссоздается не само по себе с позиций "сверхличных ценностей", а только по-средством обостренных личных впечатлений героев-рассказчиков. С этой особенностью соотносятся подчеркнутая субъективность, а также эгоцентричная направлен-ность авторского сознания и созерцательность. Писа-тели исходят из убеждения в исключительной самоцен-ности человека, неповторимой уникальности своих пе-реживаний, богатстве и своеобразии своего внутренне-го мира. Субъективная форма повествования наиболее полно и адекватно отражает такое мироощущение.

Та-кой субъективный рассказчик "не ставит перед собой цели дать глубокую картину объективной действитель-ности, свести все факты этого алогичного мира в ка-кую-то концепцию. Но само его положение… человека "самого по себе" выдвигает на первый план его субъ-ективность, которая и является главным принципом его существования" . Носителем этого субъек-тивного начала становится лирический герой, отстаи-вающий свою самоценную сущность. Соответственно, оба героя представлены не в их взаимодействии с внешним миром - исходным пунк-том лирического изображения становится направлен-ность на себя, обращенность к собственному "я". По-казательны в этом смысле самопризнания рассказчи-ков: "…Других, повторяю, я все еще не хочу или не мо-гу замечать…" ()1; "Их жизни (родного брата и сес-тер. - А.С.) не входят в эту повесть о самом себе"2. "Другие", "внешний мир", действительность со вре-менем "принимаются" в сознание ("Постепенно вхо-дили в мою жизнь и делались ее неотъемлемой частью люди" ; "В лице этих ближайших друзей и парт-неров моих родителей вторгался в наш домик внешний мир…" ), но не выступают как существующие вне-положно ему; раскрываются в той степени и теми гра-нями, какими оказываются причастными лирическим переживаниям героя, связанными со стихией его чувств; даны не прямо, а опосредованы его видением. Арсеньев не считает необходимым сообщить о даль-нейшей судьбе своего товарища Глебочки, с которым жил в нахлебниках в одном доме во время учебы в гимназии, или хозяина этого дома мещанина Ростовце-ва. Герой М.Осоргина, рассказывая о своей крестной Марье Павловне, добавляет "…умерла она как-то неча-янно, ни когда, ни почему - не помню, я в то время уже читал Достоевского" . Образы рассказчиков, в свою очередь, за редкими исключениями, почти не вы-свечивается взглядом со стороны - с точки зрения дру-гих персонажей. Созерцательность - другое неотъемлемое качест-во лирического субъекта.

Авторская установка, прово-димая через все повествование, сводится к тому, что рассказчик - только наблюдатель чужой жизни, не при-нимающий действительного участия в ней, свою же жизнь воскрешающий как застывшее, увековеченное в прошлом бытие, своего рода символ: "…я, действи-тельно, чаще всего держался отчужденно, недобрым наблюдателем, втайне даже радуясь своей отчужденно-сти…" ; "…особенно напряженно жил я не той подлинной жизнью, что окружала меня, а той, в кото-рую она для меня преображалась, больше же всего вымышленной" ; "…события личной жизни рано выбили меня из их рядов (бывших товарищей, мечтате-лей-интеллигентов. ще всего держался отчужденно, недобрым наблюдателем, втайне даже радуясь своей отчужденно-сти…" ; "…особенно напряженно жил я не той подлинной жизнью, что окружала меня, а той, в кото-рую она для меня преображалась, больше же всего вымышленной" ; "…события личной жизни рано выбили меня из их рядов (бывших товарищей, мечтате-лей-интеллигентов. - А.С.)… и унесли наблюдать жизнь чужую, - только наблюдать, сердцем в ней не участ-вуя" ; "Вглядываясь в собственную душу, вижу, как она утратила способность в полной мере отзываться не только на то, что называется "историческими собы-тиями", но и на изгибы судьбы моей родины… Это не эгоизм и, конечно, не равнодушие; это - крайняя уста-лость и как бы уход в потустороннее" . Уход в се-бя, в глубины своего сознания, в "потустороннее" и жизнь "вымышленную" обостряют авторскую рефлек-сию, оттесняя событийность, раскрытие многообраз-ных связей с действительностью. Опора ищется и обре-тается героем прежде всего в гармоничной целостно-сти своего духовного мира. Итак, "Жизнь Арсеньева" и "Времена" имеют много общего - при всем различии писательских судеб и несомненно разном характере автобиографизма (скрытом, но все же присутствующем и явно подчерк-нутом) - в первую очередь, прямым вовлечением творческого "я" в систему повествования. Авторское "я" не просто присутствует в романах, но, доминируя, пронизывает и организует все повествование.

Конечно, две рассмотренные грани: автобиографический рас-сказчик и лирический герой - не исчерпывают всего своеобразия субъектной организации произведений. Во всей полноте авторское сознание выра жается в субъектных и внесубъектных формах ав-торского присутствия, среди которых - "чужое слово", фабула, сюжет, композиция, хронотоп, система моти-вов, пейзаж…