«Основные темы и идеи лирики Ф. Тютчева»
Выдающийся русский лирик Федор Иванович Тютчев был во всех отношениях противоположностью своему современнику и почти ровеснику Пушкину. Если Пушкина называют «солнцем русской поэзии», то Тютчев — «ночной» поэт.
С поэзией Тютчева мы знакомимся в начальной школе, прежде всего с его стихами о природе. Но главное, на мой взгляд, в творчестве Тютчева — не изображение, а осмысление природы (речь идет о так называемой натурфилософской лирике). Другая главная тема лирики этого замечательного поэта — жизнь человеческой души, напряженность любовного чувства.
Лирический герой, являющийся одновременно и объектом, и субъектом лирического постижения, для Тютчева не характерен. Единство его поэзии придает эмоциональный тон — постоянная неясная тревога, за которой стоит смутное, но неизменное ощущение приближения всеобщего конца.
Природа у Тютчева чаще всего, если можно так сказать, катастрофична и восприятие ее трагедийно. Таковы, например, стихотворения «Бессонница», «Видение», «Последний катаклизм», «Как океан объемлет шар земной…», «О чем ты воешь, ветр ночной?..». Ночью у бодрствующего поэта открывается внутреннее пророческое зрение и за покоем дневной природы он прозревает стихию хаоса, чреватого катастрофами и катаклизмами. Он слушает всемирное молчание покинутой, осиротелой жизни (для него вообще жизнь человека на земле есть призрак, сон) и оплакивает приближение всеобщего последнего часа: «И наша жизнь стоит пред нами,/ Как призрак, на краю земли». В то же время поэт признает, что голос хаоса, слышимый ночью, хотя и непонятен человеку, тем не менее глубоко родствен настроению его смятенной души. «О, страшных песен сих не пой/ Про древний хаос, про родной!» — заклинает поэт «ветр ночной», но продолжает стихотворение так: «Как жадно мир души ночной/ Внимает повести любимой!»
Жизнь человеческой души повторяет и воспроизводит состояние природы — главная мысль стихотворений философско-антропологического цикла: «Цицерон», «Как над горячею золой…», «Душа моя — Элизиум теней…», «Не то, что мните вы, природа!..», «Слезы людские, о слезы людские…», «Волна и дума», «Два голоса». В жизни человека и общества те же бури, ночь, закат, тот же рок (об этом стихотворение «Цицерон» с его знаменитыми строками: «Блажен, кто посетил сей мир/ В его минуты роковые»). Отсюда острое ощущение конечности бытия («Как над горячею золой…», «Два голоса»). Выразить же все это и тем более быть понятым и услышанным людьми невозможно («Не то, что мните вы, природа!..», «Душа моя — Элизиум теней…»), и здесь Тютчев следует распространенной романтической идее принципиальной непонятности толпе прозрений поэта.
Столь же катастрофична и гибельна для человека любовь («О, как убийственно мы любим…», «Предопределение», «Последняя любовь»).
Откуда же у Тютчева все эти «страсти роковые»? Они определены эпохой великих социально-исторических катаклизмов, в которую жил и творил поэт. Обратим внимание на то, что периоды творческой активности Тютчева приходятся на рубеж 20—30-х годов, когда революционное движение и в Европе, и в России пошло на спад и утвердилась николаевская реакция, и на конец 40-х годов, когда по Европе вновь прокатилась волна буржуазных революций.
Остановимся подробнее на стихотворении поэта «Я лютеран люблю богослуженье…», датированное 16-м сентября 1834 года. Чем привлекла православного христианина Тютчева вера немецких протестантов, последователей зачинателя европейской Реформации Мартина Лютера? Он увидел в обстановке отправления их культа столь родственную его душе ситуацию всеобщего конца: «Собравшися в дорогу, / В последний раз вам вера предстоит». Поэтому так «пуст и гол» ее дом (а в первой строфе: «Сих голых стен, сей храмины пустой»). Вместе с тем в этом стихотворении Тютчев с потрясающей силой выразил смысл любой религии: она готовит человека, его душу к последнему уходу. Смерть по религиозным понятиям — благо: душа возвращается в свое божественное лоно, из которого вышла при рождении. Христианин должен быть всякий миг готов к этому. Он и в Божий храм ходит затем, чтобы подготовить к этому душу.
Философия веры нашла здесь соответствующее ей стилевое оформление. В композиции очень небольшого по объему стихотворения (всего три четверостишия) обращают на себя внимание однородные синтаксические элементы, с помощью которых поэт уточняет и разъясняет свою мысль: «Обряд их строгий, важный и простой»; «Сих голых стен, сей храмины пустой»; «Но час настал, пробил». Встречается и повтор строк: «Еще она не перешла порогу». И вообще в данном произведении много синтаксических параллелизмов, что указывает на ораторский, публичный характер рассуждений поэта о религии.
Мне очень близко творчество