Михаил Афанасьевич Булгаков
«Система повествователей в повести Михаила Булгакова «Морфий»»
Повесть М. Булгакова «Морфий» входит в сборник рассказов «Записки юного врача». Этот сборник во многом автобиографичен и важен в вопросе рассмотрения особенностей творческой натуры самого писателя.
В повести «Морфий» писатель через восприятие врача раскрывает перед нами мир больного человека, увлекшегося наркотиками. Физические и психологические ощущения наркомана описаны так ярко, что многие современники стали подозревать самого Булгакова в употреблении морфия.
История русской литературы уже знает подобный пример, когда автора произведения обвиняли в тех грехах, которые совершали его герои. Так было с романами Достоевского «Игрок» и «Преступление и наказание». Это происходило оттого, что откровенность и достоверность повествования не оставляли никаких сомнений в том, что произошедшее пережито самим писателем. Это же касается и повести Булгакова «Морфий».
Повесть по форме представляет собой рассказ в рассказе. Отсюда кольцевая композиция и прием ретроспекции, примененный автором для обрисовки произошедшего с одним из главных героев. В «Морфии» сложная и интересная система повествователей, с помощью которой Булгаков достигает наивысшей точки исповедальности своих главных героев. А этих героев два — Бомгард, врач, и его коллега, друг Сергей Поляков. Причем действуют эти персонажи не одновременно, а как бы сменяя друг друга, перевоплощаясь один в другого.
Итак, первая часть произведения написана от первого лица, неким доктором Бомгардом, который кратко рассказывает свою профессиональную биографию, через которую не проступают личностные черты или подробности интимной жизни. Но, с другой стороны, исповедальность мыслей и чувств, которую нельзя не заметить в рассказе, не создают у читателя впечатления, что сведений о герое мало: «Начавшаяся вьюга подхватила меня, как клочок изорванной газеты, и перенесла с глухого участка в уездный город. Велика штука, подумаешь, уездный город? Но если кто-нибудь подобно мне просидел в снегу зимой, в строгих и бедных лесах летом, полтора года, не отлучаясь ни на один день, если кто-нибудь разрывал бандероль на газете от прошлой недели с таким сердечным биением, точно счастливый любовник голубой конверт… тот, надо полагать, поймет меня».
Краткий рассказ Бомгарда о предыдущем месте работы и о прелестях цивилизации на настоящем месте как бы предваряют появление на сцене следующего героя. Главное в словах доктора — это то, что «зеленый огонек, мигающий фонарь… скрип саней… короткий стон, потом тьма, глухой вой метели в полях…» кого угодно могут свести с ума или, по крайней мере, довести до отчаянных поступков. Ведь даже по прошествии времени ему снятся сны, в которых он все еще там.
Интересно также и синтаксическое оформление этой части рассказа. Повествователь нередко как бы сам себя цитирует, полностью перенося этим самым читателя в далёкий февраль 1918 года. А ведь известно, что сама повесть напечатана через десять лет после описываемых событий: «На рассвете 14-го февраля 1916 года в далеком маленьком городке я прочитал эти записки Сергея Полякова. И здесь они полностью, без всяких каких бы то ни было изменений. Теперь, когда прошло десять лет, — жалость и страх, вырванные записями, ушли…» И так получается, что повествователь раздваивается, представляя одновременно и прошлое, и настоящее.
Второй главный герой — Сергей Поляков. Тот самый молодой врач, который попал на бывшее место службы Бомгарда. От его лица ведется вторая часть произведения. В своем дневнике он с поразительной достоверность рассказывает об истории своей болезни — морфинизме: «Не „тоскливое состояние“, а смерть медленная овладевает морфинистом, лишь только вы на час или два лишите его морфия. Воздух не сытный, его глотать нельзя… в теле нет клеточки, которая бы не жаждала… Чего? Этого нельзя ни определить, ни объяснить. Словом, человека нет. Он выключен. Движется, тоскует, страдает труп. Он ничего не хочет, ни о чем не мыслит, кроме морфия. Морфия!»
Сама форма дневника, к которой прибегает автор, подразумевает исповедальность. Это автоматически сближает рассказ Бомгарда и Полякова по тематике. Но нельзя не заметить и похожий стиль языка и изложения.
Это наводит на мысль о сильном влиянии автора на персонажей. И действительно, правомерно будет говорить и о третьем действующем лице всего рассказа — самом Булгакове. Как уже было сказано, этот рассказ автобиографичен, так как сам писатель страдал той самой болезнью, которая послужила темой для произведения, он сам был земским врачом. В таком случае Поляков и Бомгард — это две стороны одной медали, два пути развития одного характера.
Таким образом, в повести «Морфий» три повествователя: доктор Бомгард, подготовивший читателя к истории болезни морфиниста, давший независимую оценку и второму герою произведения и обстоятельствам, в которые тот попал; доктор Сергей Поляков — морфинист, дневник которого посмертно публикуется Бомгардом; сам автор, который невидимо действует за сценой, связывая все повествование в одну трагическую историю.