«Смешное и трагичное в сказках М.Е. Салтыкова-Щедрина.»

Социально-политическая сатира — вот та область, где Салтыков-Щедрин остается непревзойденным художником. Яркое своеобразие Щедрина как писателя заключается, прежде всего, в могуществе его смеха, в искусстве применения гиперболы, гротеска, фантастики для создания реалистичных произведений. Смех — основное оружие сатиры. «Это оружие очень сильно, — говорил Щедрин, — ибо ничто так не обескураживает порока, как сознание, что он угадан и что по поводу его уже раздался смех». Этим оружием боролись с общественными и индивидуальными пороками общества и другие писатели (Крылов, Гоголь). Щедрин развил их традиции, усовершенствовал. По его собственному признанию, юмор всегда составлял его главную силу.

Смех Салтыкова-Щедрина можно охарактеризовать как горький и резкий. Писатель никогда не касался удобных, общепринятых, безопасных тем. Он постоянно как бы ходил по лезвию ножа. Это связано с тем, что сказки писались в дни реакции правительства. А это значит, что за публикование «неподобающего» произведения мог сесть в тюрьму не только сам писатель, но и редактор той газеты или журнала.

И, тем не менее, Салтыкову удавалось печатать свои сказки. И основная заслуга в этом, конечно, принадлежит мастерству писателя. Он умел смешно рассказать о страшном, используя иносказание.

Помогал ему в создании образов русский фольклор, из которого он брал и образы (медведь, лиса, заяц, волк), и некоторые сюжеты, и приемы. Но Щедрин настолько перерабатывал народный материал, что его сказки, в конечном итоге, нисколько не похожи на своих «родителей».

Таким образом, сказки Салтыкова-Щедрина стали уникальным явлением русской литературы. Он выработал целую систему иносказательных приемов, выражений и образов, которые позволили ему обличать действительность «безнаказанно».

Так, например, в эзоповском языке Щедрина «порядок вещей» обозначает произвол самодержавия, «сердцевед» — шпиона, «фьюить» — внезапную административную ссылку в отдаленные места. Иносказание предназначено для сатирического изображения жизни, оно позволяет подойти к предмету с неожиданной стороны.

Щедрин считал главным назначением смеха возбуждение чувства негодования и активного протеста против деспотизма. Сказки, где представлены все слои общества, могут служить как бы хрестоматией образцов юмора писателя.

Здесь и презрительный сарказм, клеймящий царей и вельмож («Орел-меценат», «Медведь на воеводстве»), и веселые издевательства над дворянами-«паразитами» («Повесть о том, как один мужик двух генералов прокормил», «Дикий помещик»), и пренебрежительная насмешка над позорным равнодушием людей («Либерал»).

Салтыков-Щедрин был великим мастером иронии, тонкой, скрытой насмешки, выказанной в форме похвалы, лести, притворного согласия с противником. Сатирик то восхищается преумным здравомысленным зайцем, который так здраво рассуждал, что стал похож на осла, то вдруг, вместе с генералами, возмущается поведением тунеядца-мужика, который спал и «самым нахальным образом уклонялся от работы».

В сказках писателя говорится о судьбе русского народа и его угнетателях. Накипевшая боль, неугасимая ненависть, поиски выхода руководили сатириком. Сказки были как бы размышлением о путях исцеления людской боли.

Сказка «Коняга» — крик боли о родине. Коняга — символ крестьянина, народа и страны, униженных политической системой. Зеленеющее поле радует глаз, труд — источник довольства и самоуважения. Так должно было бы быть, но так не было на деле.

Тощие поля были ареной каждодневных мучений Коняги, «обыкновенного мужичьего живота, замученного, узкогрудого, с выпяченными ребрами и обожженными плечами, с разбитыми ногами»: «Для всех поле раздолье, для Коняги оно — кабала».

Был у Коняги брат Пустопляс. Пустопляс — тоже конь, но ему достались не труд и голод, а овес, медовая сыта и теплое стойло. Пустоплясы не только жили за счет Коняги, они еще и вели ученые разговоры о Коняге. Разговоры эти сатирически передают суть споров о народе. Пустоплясы сами поражались несокрушимости Коняги: «Бьют его чем не попадя, а он живет; кормят его соломою, а он живет!»

Так в сказках великого сатирика проступает страшное из-под смешного, так писатель обличает важное путем невесомого. И все это получается у него легко, так, что даже самая фантастичная сказка переносится на реальную жизнь, воплощается в ней, и вот нет уже, казалось бы, и другой действительности.