«Личность и государство в творчестве А. С. Пушкина»

Противостояние личности и государства — одна из самых заманчивых для А. С. Пушкина тем. Именно она постоянно и настойчиво перекликается с такими вечными его мотивами, как свобода, место человека в обществе, сила, власть. Шире всего антагонизм личности и государства показан в поэме «Медный всадник». На нее мы и будем опираться.

В качестве сторон конфликта А. С. Пушкин создал два образа: Петра Первого и Евгения. Петр — воплощение государства, император расейский, Медный всадник. Он построил Санкт-Петербург. Для России, для страны, для государства это хорошо — «отсель грозить мы будем шведу». Но во благо ли это Евгению, россу, человеку, личности?

А кто, собственно, сказал, что Евгений — личность? Мы Щедро раздаем хвалебные эпитеты (как, впрочем, и всякие другие), лепим ярлыки, но заслужил ли их Евгений?

Заслужил. Хотя бы и своими последними словами «ужо тебе…» явно заслужил. Этим он восстал против самодержца, а значит — против государства. Тот, кто осмелился на такое, — уже личность. Кроме того, под «личностью» (в литературном, а не биологическом смысле) обычно подразумевают человека, имеющего собственный взгляд на вещи, а не прожигающего жизнь свою «с легкостью необыкновенной». Так вот, у Евгения имеется этот самый «собственный взгляд». Евгений — сторонник «тихого счастья»: не «украл — выпил — в тюрьму», а «дом — жена — карьера». Конечно, таких людей немало, но тех, кто опять же ради своей идеи руку на вождя поднимет, — единицы. Евгений в их числе. Выходит, он личность. И Петр Первый тоже личность.

Таким образом, копнув поглубже, сразу становится ясно: конфликт в «Медном всаднике» не просто война между «хорошей» личностью и «плохим» государством (или наоборот, как угодно). Это уже столкновение личности, живущей ради собственной пользы, с личностью, живущей ради всей России, ее народа, ее людей, то есть — ради других личностей.

Значит, в какой-то степени человек и «особый аппарат органов публичной власти» стоят в одном ряду, бок о бок, так сказать. Но в таком случае в поэме должна быть некая «третья сила», которая если не сплотит Петра Первого и Евгения, например, в неприятии себя самой, то хотя бы намекнет на такую возможность. На возможность единения личности и государства (а ведь так оно и должно быть в идеале).

И А. С. Пушкин находит третью силу. Как ни банально, ею становится природа, стихия. Именно ее поборол Петр Первый, возведя северную столицу, именно она взбунтовалась в 1824 году. Взбунтовалась именно против стоящего на Неве города, против его создателя, против государства.

Не являясь частью государства, Евгений вовлечен в эту борьбу поневоле. И неожиданно оказывается на стороне именно государства. Сцена «Петр и Евгений укрощают льва и коня» тому лишнее подтверждение. Евгений здесь, вместе со Всадником. А невеста его, с которой он собирался жить «по природе», в бездыханном состоянии где-то по ту сторону стихии. Туда пути нет. Ну, а куда же есть?

А есть совершенно неожиданный исход поэмы. Что происходит после знаменитого «ужо тебе…»? Евгений в страхе бежит от Всадника, тот за ним. С одной стороны, это гнев великого монарха на сумасшедшего червя. А с другой — они бегут в одном направлении, и это что-нибудь да значит. Два злейших врага встречаются на узкой тропинке именно в тот момент, когда им делить особенно и нечего. Евгений бежит от Петра, а Петру, хотя бив гневе, не до Евгения. Вспомним, ведь Петр Алексеевич Романов скончался в 1725 году от воспаления легких, полученного точно во время предыдущего наводнения. Значит, для его медного изваяния нынешний потоп — перст судьбы, и от него нужно срочно скрыться.

Итак, мы видим, что рассматриваемый конфликт понемногу из двойственного вырос в тройственный. Помогла в этом прекраснейшая составляющая человеческого бытия — природа. Само расширение темы достаточно очевидно. Вопрос в другом: зачем это все понадобилось А. С. Пушкину?

Одна из скрытых причин в следующем. Обычно чем проще модель произведения, тем виднее там автор. Он просто не может скрыться за примитивным сюжетом. А в «Медном всаднике» Пушкин, как, наверное, нигде, не хочет «себя показать». Он — певец реальности. Главными поэтому становятся две вещи. Во-первых, написать поэму как можно объективнее. А во-вторых, самому понять только что написанное. Такой подход дает небывалый эффект. Читатель как бы сам осмысливает все ему предлагаемое и делает собственные выводы. Вообще говоря, иначе и невозможно.

Конфликт в чистом виде личности и государства не имеет решения. Всегда он был, всегда он будет. Приговор А. С. Пушкина: «Да будет так». Пусть каждый делает то, что хочет, и то, что может. Всех рассудят потомки.