«Тема поэта и поэзии в творчестве М. Лермонтова»

Белинский, сравнивая Лермонтова с Пушкиным, предлагает не упускать из виду прежде всего то обстоятельство, что Лермонтов — «поэт уже совсем другой эпохи». Эта эпоха полна трагического, что и сформировало мировоззрение юного наследника пушкинской славы.

Стихотворение «Смерть Поэта» написано по горячим следам событий и под непосредственным впечатлением от них. Хотя речь идет о трагической судьбе конкретного человека, Лермонтов трактует происшедшее как проявление вечной борьбы добра, света со злом и жестокостью. Поэт гибнет от рук ничтожных людей. Это «Свободы, Гения и Славы палачи». Поэт — гордое, независимое существо, дивный гений, явление небывалое и потому чужеродное в среде, живущей завистью, клеветой, занятой погоней за счастьем, понимаемым как чины, богатство, положение в обществе. Столкнулось высокое и низкое, земное и небесное, и «мир дольний» вновь одержал победу. Однако есть «Божий суд», «есть грозный суд». Время, века, человечество скажут свое слово.

Поэт-пророк — это образ, введенный в поэтический обиход Пушкиным.

Таков и поэт Лермонтова. У него, как и у Пушкина, появляется образ карающего кинжала. В стихотворении «Поэт» (1838 год) Лермонтов строит лирическую композицию на сравнении своего собрата по перу с кинжалом. Назначение поэта сродни назначению последнего. Поэзия в эпоху негероическую стала просто, если можно так сказать, побрякушкой наподобие кинжала, украшающего стену жилища. Власть над сердцами поэт променял на злато и смирился с судьбой. Эта жалкая роль недостойна того, кто способен зажигать сердца, пробуждать мысль. Стих «звучал, как колокол на башне» в прошлом, «во дни торжеств и бед народных». Простой и гордый язык поэзии пушкинской поры предпочтен теперь «блесткам и обманам».

Заключительная строфа — это голос самого поэта, который тяготится бездействием, для которого идеалы предшествующей эпохи не утратили ценности: «Проснешься ль ты опять, осмеянный пророк? / Иль никогда на голос мщенья / Из золотых ножон не вырвешь свой клинок, / Покрытый ржавчиной презренья?»

Пушкинский пророк никогда не был осмеянным, он всегда мог пренебречь безумием непосвященных, сказать им: «Пойдите прочь». Не таков пророк «уже совсем другой эпохи». Лермонтов подхватывает тему Пушкина и развивает ее с учетом опыта жизни своего поколения.

Отправившись проповедовать любовь и правду, лермонтовский пророк ступил на трудный и опасный путь. Ему приходится жить в пустыне тем, что посылает судьба. Звери, птицы, звезды внимают пророку. Глухи только люди. Через шумный град пророк пробирается торопливо, подгоняемый каменьями, недобрыми или насмешливыми взглядами. Носитель высоких истин, призванный просвещать и наставлять, он сам становится объектом поучений. Впрочем, и поэт Пушкина получал иногда своего рода «социальный заказ»: «Сердца собратьев исправляй…» Но в пушкинскую эпоху толпа не была еще столь жестока и агрессивна.

Лермонтовский пророк, оставаясь твердым, спокойным и угрюмым, становится объектом мести за то, что его природа отлична от природы измельчавшего человечества. Само существование пророка — упрек людям. Так завершает Лермонтов тему, разработанную Пушкиным и, казалось, в полной мере завершенную. Но время потребовало коррективов, и Лермонтов вносит эти коррективы. Сама судьба и гибель Лермонтова удивительным образом послужили своеобразным подтверждением предложенной им трактовки темы поэта и поэзии.

«Пророк» Лермонтова — это не единственная прямая перекличка с пушкинскими стихами.

«Журналист, читатель и писатель» уже самим названием и формой напоминает «Разговор книгопродавца с поэтом».

Современная Лермонтову поэзия явно деградировала:

Стихи — такая пустота,

Слова без смысла, чувства нету,

Натянут каждый оборот…

Настоящего искусства жаждет человек, живущий в одну из самых мрачных эпох русской истории, когда казалось, что само время остановилось и жизнь замерла:

Когда же на Руси бесплодной,

Расставшись с ложной мишурой,

Мысль обретет язык простой

И страсти голос благородный?

Деградация коснулась всего. Критика выродилась в «мелкие нападки на шрифт, веньетки, опечатки».

В чернилах ваших, господа,

И желчи едкой даже нету,

А просто грязная вода.

Настоящему писателю в такую эпоху трудно найти себе применение: «О чем писать?» Лишь изредка «забот спадает бремя», и только в такие минуты будущее не кажется столь беспросветным: «Тогда пишу. Диктует совесть. Пером сердитый водит ум».

Итак, в эпоху деградации общества Лермонтов остается носителем и хранителем высоких истин. Идеалы его поэзии остаются соотносимыми с идеалами пушкинского времени. В его стихах больше горечи, отчетливей отзвуки трагедии, но на всем этом лежит тяжелая печать современной Лермонтову эпохи.