«Драматургия в творчестве Лермонтова на примере драмы «Маскарад»»

Драматургия не занимает у Лермонтова столь значительного места, как поэзия и проза. Тем не менее драматические произведения проникнуты общим для всего лермонтовского творчества идейно-художественным пафосом, сходными мотивами, темами, образами.

Ранние драмы Лермонтова в основе своей автобиографичны. В них отражено его трагическое восприятие сложных семейных отношений («Люди и страсти», 1830; «Странный человек», 1831, и др.). Нет надобности преувеличивать значение этих автобиографических элементов. Личные воспоминания играли роль лишь первоначального импульса, повода, толчка, преобразуемого в художественное обобщение.

Семейные конфликты приобретают нравственно-философское звучание. Так происходит, в частности, в «Странном человеке», герой которого представляется окружающим непонятным, чужим, странным. Между тем Арбенин (главное действующее лицо пьесы) полон высоких помыслов и «святого беспокойства» о «счастье ближнего». Люди сделали его озлобленным, насмешливым, резким. Конфликт завершается гибелью героя. В центре внимания Лермонтова-драматурга — проблема «личность и общество». В герое отражены характерные черты «лермонтовского человека», уже проявившиеся в лирике и поэмах. Он наделен яркими и сильными страстями, прямо и резко противопоставлен среде, несовершенство которой им ясно осознано. С этим связана и известная разностильность, проявляющаяся в ранней драматургии Лермонтова. В ней сочетаются два плана: бытовые сцены, отражающие крепостническую действительность, и сфера героя, который дан вне социальной обусловленности. Он не в состоянии примириться с нормами, правилами, традициями мира зла и несправедливости, но бросить вызов этим уродливым условиям он может только своей смертью.

Вершина драматургии Лермонтова — драма «Маскарад» (1835—1836). Это единственная пьеса, которую он хотел видеть на сцене. Однако цензура так и не пропустила ее, хотя поэт вынужден был в процессе работы идти на некоторые уступки. Название пьесы приобретает символическое значение. Вся жизнь светского общества — маскарад, где нет места подлинным чувствам, где под маской внешнего приличия и светской благопристойности скрываются порок, интриги, клевета, предательство и разврат. «Маскарад» — романтическая драма о трагической судьбе мыслящего героя, о его безуспешных попытках преодолеть свое роковое одиночество. Арбенин дан в драме как бунтарь, восстающий против лицемерия окружающего его общества:

* …Я все видел, Все перечувствовал, все понял, все узнал,
* Любил я часто, чаще ненавидел,
* И более всего страдал!
* Сначала все хотел, потом все презирал я,
* То сам себя не понимал я,
* То мир меня не понимал.

В Арбенине все же сохранились стремление к идеалу, жажда человеческой любви, обновления. В его любви к Нине заключены «семена веры» в жизнь и людей. Но он отравлен ядом неверия; презираемое им общество все же наложило на него свой отпечаток. Он отравляет Нину, но это не просто расплата за измену (которой в действительности не было). Он мстит за поруганный идеал, за крушение своих надежд на обновление:

* «Прочь, добродетель: я тебя не знаю,
* Я был обманут и тобой…»

В этом отношении сюжет «Маскарада» соотносим с «Отелло» Шекспира. В «Маскараде» герой дан уже и через оценку других персонажей, что открывает возможность для морального суда над ним и одновременно создает условия для осознания моральной ответственности человека перед судом собственной совести. Сила духа, мощная энергия отрицания, тоска по иной жизни, жажда возрождения — все эти черты Арбенина позволяют говорить о его внутренней близости с Демоном. Арбенин — один из предшественников Печорина. Их сближает и характер взаимоотношений с миром, и эгоизм, и трагический удел причинять зло тем, кого они любят.

Наиболее зрелое драматическое произведение Лермонтова отличается несомненным художественным мастерством. Точный и меткий язык, блестящий диалог, сжатые характеристики, сразу раскрывающие облик человека, сатирическая обрисовка светского общества, свободная стихотворная речь — все это свидетельствует о том, что Лермонтов не прошел мимо художественного новаторства Грибоедова и вместе с тем открыл новые возможности для дальнейшего развития русской драматургии.