«Роль и место творчества Василия Шукшина»

Все большие художники при очевидной, подчас абсолютной несхожести путей, какими они идут в искусстве, сходствуют между собой в одном - в исторических судьбах своего творчества. Дело, разумеется, не в признании, которое приходит к ним раньше пли позже, - совсем нет. Дело в другом: творчество каждого из них, будучи связанным прежде всего со своей эпохой, вырастая из условий ее духовной жизни, заключает в себе и с течением времени все более проявляет способность быть фактом духовной жизни новых эпох, повых поколений, способность ответить ра вопросы, которые волнуют и будут волновать многие м многие поколения. В изучении их творчества это обстоятельство и создает определенные трудности и в то же время во многом облегчает задачу исследователя.

Трудности понятны: у каждой новой эпохи свой духовный опыт, свой кругозор, наконец, своя система оценок, и порой бывает пе так-то просто отвлечься от них и посмотреть па писателя глазами его времени, осмыслить его произведения в их конкретных связях с современной ему действительностью.

Речь идет о творчестве такого своеобразного и такого сложного писателя, как Василий Шукшин. Время, на которое приходится расцвет его творчества, отошло от нас еще не слишком далеко, и мы с полным правом можем считать себя современниками автора «Калины красной» п «Сельских жителей». Мы были свидетелями тех же самых событий, что и Шукшин, нас волновали те же проблемы, что волновали и его. И сам он для пас был одним из тех высоких авторитетов, от которых люди ждут ответа на свои насущнейшие жизненные вопросы. Но вот уже почти десять лет, как его пет среди нас. Мы помним Шукшина, помним время, в котором были его современниками, помним свои вопросы. И это наше счастье - помнить. Однако сегодня мы уже не только современники Шукшина, которым выпала радость быть первыми его читателями, но и люди, вступившие в девятое десятилетие XX века, а это означает многое, очень многое. Изменилось время, изменилась жизнь. Изменились мы сами. И, конечно же, не могло не измениться наше отношение к Василию Шукшину, тсгчнео, наше восприятие его творчества. Ибо важным для нас сегодня оказы кается не только и, быть может, не столько то, что мы были его современниками, сколько то, что он сам стал нашим современником в нашем настоящем!

Годы, прошедшие с времени смерти Шукшина, стали поистине периодом «шукшинского взрыва» в критике и литературном пауке. Четыре монографии, десятки и десятки статей, несколько литературоведческих и искусствоведческих диссертаций у нас и за рубежом - такова «шукипшиана» этих лет.





Вероятно, все, кому приходилось в эти годы писать о Шукшине или хотя бы просто перечитывать его произведения, испытывали (особенно в первое время) чувство некоторой озадаченности и, больше того, растерянности. И не только потому, что путь писателя оборвался столь внезапно и утрата эта была воспринята всеми как-то по-особому болезненно. Характернее другое: тот привычный взгляд на Шукшина, та эмоциональная атмосфера, которой окружено было в пашем сознании его имя, - все это неожиданно повернулось какою-то новой стороной, наполнилось новым смыслом. И трудно было найти слова, которыми можно было бы обозначить суть происшедшей перемены, суть этого нового, лишь постепенно проясняющегося смысла.

Литературный путь Шукшина продолжался около полутора десятилетий. Как мера писательской жизни срок этот, конечно же, мал, до обидного ничтожен. Подумать только, как много мог бы еще написать Шукшин! Но есть у этого срока и некая другая сторона, а именно та, что полтора десятилетия - это все же полтора десятилетия, то есть срок более чем достаточный, чтобы писатель не только вполне сложился, по и получил возможность подвести уже определенные творческие итоги.

Шукшин не дал на них ответа, - во всяком случае, такого, какого от пего ожидали. И вот присутствие в нашем сознании этих-то вопросов, на которые мы еще вчера надеялись получить ответ от Шукшина и на которые сегодня принуждены отвечать сами, скорее всего и создает в нас то ощущение растерянности, о котором я говорил. Ныне мы самим положением вещей принуждены рассматривать творчество Шукшина как некую завершенную данность, завершенную хотя и чисто внешним образом, но предполагающую свои узловые моменты, свою логику развития, свой, если можно так выразиться, сюжет. И выясняется, быть может, самое главное: вопросы, возможность ответа на которые мы постоянно откладывали на будущее, Василий Шукшин, оказывается, не только поставил в своем творчестве, но и определенным образом разрешил. И нужно лишь повнимательнее присмотреться к его произведениям, к характерным особенностям его взгляда, чтобы признать меру их разрешения вполне достаточной.

Этот процесс как раз и идет в современной критике: творчество Шукшина как бы заново сопоставляется, «сверяется» с условиями, в каких оно развивалось, уточняются принципы его систематизации, пересматриваются отдельные оценки и т. д. Опыт учит, и в целом можно считать, что сегодняшнее представление о Шукшине гораздо глубже н разностороннее, чем оно было, скажем, лет десять назад.

И все же приходится признать, что отнюдь не все трудности, связанные с изучением творчества Шукшина, для нас уже позади. Шукшин не только не изучен в должной мере, но и во многом еще не «прочитан». В истолковании отдельных его произведений, как и в понимании общего характера его творческой эволюции, мы нередко исходим из представлений, сложившихся в прошлом, представлений, часто подсказанных единственно потребностями литературной борьбы тех времен и потому односторонних. К этому надо еще прибавить, что и в новых своих построениях мы подчас идем теми же самыми путями, что и прежде, используем те же приемы анализа, что и тогда, достигая лишь того, что одна односторонность уступает место другой, и только.