«Лирика Н. А. Некрасова»

Некрасов отдал дань романтизму сборником стихотворений \"Мечты и звуки\" (1840), жестоко осужденным,
даже высмеянным тогда же Белинским. Зрелый Некрасов, начиная со стихотворения \"В дороге\" (\"Скучно?
скучно!.. Ямщик удалой...\") 1845 года, является продолжателем пушкинской линии в русской поэзии — по
преимуществу реалистической. В некрасовской лирике есть лирический герой, но единство его определяется не
кругом тем и идей, связанных с определенным типом личности, как у Лермонтова, а общими принципами
отношения к действительности. И здесь Некрасов выступает как выдающийся новатор, существенно
обогативший русскую лирическую поэзию, расширивший горизонты действительности, охваченной лирическим
изображением. Тематика Некрасова-лирика разнообразна.
Первый из художественных принципов Некрасова-лирика можно назвать социальным. Узкий круг
лирической тематики он дополнил новой темой — социальной. Вспомним хрестоматийные строки 1848 года:
\"Вчерашний день, часу в шестом\". В своем последнем стихотворении \"О, Муза, я у двери гроба\" поэт последний
раз вспомнит \"эту бледную, в крови, /Кнутом иссеченную Музу\". Источник вдохновения поэта, Муза, у Некрасова
— родная сестра несчастных, подвергаемых насилию и угнетению. Не любовь к женщине, не красота природы,
а страдания замученных нуждой бедняков — вот источник лирических переживаний во многих стихотворениях
Некрасова. Причем эта социальная тема меняет характер и собственно любовной лирики Некрасова. \"Ночь.
Успели мы всем насладиться. Что ж нам делать? Не хочется спать\", — начинается стихотворение 1858 года. И
герой предлагает помолиться за тех, \"кто все терпит\", \"чьи работают грубые руки, / Предоставив почтительно
нам / Погружаться в искусства, в науки, / Предаваться мечтам и страстям\". Ясно, что дворянин по
происхождению, Некрасов выражает здесь сознание разночинца, истинного демократа, знающего темные
стороны общественного бытия, испытавшего на себе голод и холод, не умеющего, не способного по-дворянски
брезгливо и спесиво, отвернуться от изнанки жизни.
В то же время лирический герой Некрасова не просто разночинец, а разночинный интеллигент. Вот еще
один шедевр некрасовской любовной лирики — \"Я не люблю иронии твоей\" (датируется предположительно 1850
годом и тоже, предположительно, обращенное к А. Я. Панаевой). Одновременно это и образец
интеллектуальной поэзии, герой и героиня — культурные люди, в их отношениях ирония и, главное, высокий
уровень самосознания. Они знают, понимают судьбу своей любви и заранее грустят. Воспроизведенная
Некрасовым интимная ситуация и возможные пути ее разрешения, напоминают отношения героев
Чернышевского \"Что делать?\".
Ярчайшим проявлением новой лирической темы — социальной — стало стихотворение \"Еду ли ночью по
улице темной\" (1847). Это душераздирающая история женщины, которую нужда, голод и смерть ребенка
выгнали на панель. \"Беззащитная, больная и бездомная\", женщина вызывает жалость, но нет возможности
помочь несчастной жертве социальной неустроенности. Из этого же ряда многие стихотворения 40 – 50-х
годов: \"В дороге\", \"Перед дождем\", \"Тройка\", \"Родина\", \"Псовая охота\", маленький цикл \"На улице\", \"Несжатая
полоса\", \"Маша\". \"Тяжелый крест достался ей на долю\", \" В больнице\". Пафос этих стихотворений, источник
лиризма в них суммируется и обобщается в небольшой поэме \"Рыцарь на час\" (1862), особенно в знаменитых
строках: \"От ликующих, праздно болтающих, Обагряющих руки в крови, / Уведи меня в стан погибающих, / За
великое дело любви\", — обращается поэт к матери. Эти строки волнуют и сегодня.
Второй художественный принцип Некрасова-лирика — социальный аналитизм. И это было новым в
русской поэзии, отсутствующим и у Пушкина, и у Лермонтова, тем более у Тютчева и Фета. С дошкольного
возраста мы помним стихи \"Однажды, в студеную зимнюю пору\" — про “мужичка с ноготок”. Но не все знают, что
предшествует этому отрывку в стихотворении \"Крестьянские дети\", где герой оборачивает \"другой стороною
медаль\" крестьянского детства: \"Положим, крестьянский ребенок свободно / Растет, не учась ничему, / Но
вырастет он, если богу угодно, / А сгибнуть ничто не мешает ему\".
То есть герой некрасовской лирики умеет видеть социальный смысл воспроизводимых явлений и
придавать его своим, вполне лирическим, излияниям. Иными словами, носителем, субъектом социальной
типизации оказывается не только автор, но и его лирический герой. Социальный аналитизм пронизывает два
известнейших стихотворения \"Размышления у парадного подъезда\" (1858) и \"Железная дорога\" (1864). В
\"Размышлениях...\" конкретный единичный факт — приход мужиков с просьбой или жалобой к министру
государственных имуществ — возводится в ранг типичного явления: \"Знать, брели-то долгонько они / Из каких-
нибудь дальних губерний\". Лирический герой домысливает то, что на увиденных им из окна мужиках, как
говорится, не написано. То же в четверостишии \"За заставой, в харчевне убогой...\", строки 86 – 89 и, наконец,
знаменитый финал стихотворения \"Назови мне такую обитель...\".
За \"Железную дорогу\" редактор \"Современника\", где она впервые была напечатана, и он же автор
стихотворения получил второе, предпоследнее предупреждение о возможном закрытии журнала от самого
министра внутренних дел Валуева, известного автора либерально-реформаторских проектов. Особые
нарекания цензуры вызвал, на первый взгляд, вполне невинный эпиграф: цензоры поняли, что все \"страшно
эффектное\", как выразился один из них, стихотворение придает эпиграфу острый общественный смысл и
бросает тень не только на руководившего строительством Николаевской железной дороги бывшего
главноуправляющего железными дорогами графа Клейнмихеля, но и на его умершего покровителя, и на его
ныне царствующего сына. Вторая и четвертая части стихотворения, проведенный в них социальный анализ
выливались в страшное обвинение правительства в геноциде, как сказали бы сегодня, и спаивании
собственного народа. Столь же социально заострено и презрительное отношение Ванюшиного папаши-
генерала к каторжному труду простого народа.
Два принципа отражения действительности в некрасовской лирике закономерно выходили на третий
принцип — революционность. Лирический герой поэзии Некрасова убежден, что только народная, крестьянская
революция может изменить жизнь России к лучшему. Два разобранных стихотворения, названных выше, вполне
ясно иллюстрируют этот принцип: отрывок \"Назови мне такую обитель\" из \"Размышлений\" и последние три
строфы второй части \"Железной дороги\".
Революционность сознания лирического героя Некрасова придавала его стихам агитационно-
пропагандистский характер. Особенно сильно эта сторона сознания лирического героя проявилась в
стихотворениях, посвященных сподвижникам Некрасова по революционно-демократическому движению,
другим вождям этого движения: Белинскому, Добролюбову, Чернышевскому, Писареву. Некрасов в обрисовке
их личностей исходит из того, что революционно-демократическая деятельность является самым завидным и
желанным уделом, и вообще роль \"народного заступника\" для Некрасова есть, используя формулу Фета,
\"патент на благородство\" для любого честно мыслящего современника. Черты вождей революционной
демократии приобретают иконописный характер, их жизненный путь представляется в традициях жития
мученика-аскета, подвижника за народ.
Таково стихотворение \"Памяти Добролюбова\" (1864). В его содержании не стоит выискивать реальных
или вымышленных черт, в нем воспроизведено преимущественно должное. Безвременно скончавшийся критик
в некрасовском стихотворении не есть конкретный, живший когда-то человек, а \"идеал общественного деятеля,
который одно время лелеял Добролюбова\", как позднее признавался сам автор.
Обычно Некрасова представляют поэтом деревенско-крестьянской тематики. Но есть у него и
урбанистическая лирика, т. е. стихи о городе, в которых он выступает достойным продолжателем петербургских
страниц \"Евгения Онегина\" и \"Медного всадника\" и предшественником Блока. Гениальным образцом
стихотворения о большом городе с его социальными драмами является \"Утро\" (1872 – 73 гг.). Но три первые
строфы (из 9) в нем не городские. Сначала поэт обращается к \"ней\", связывая ее грусть и душевные страдания
с \"окружающей нас нищетою\", с которой \"здесь природа сама заодно\". Затем следуют две \"сельские\" строфы с
характерными, эмоционально окрашенными эпитетами: унылые, жалкие, мокрые, сонные, \"кляча с
крестьянином пьяным,/ Через силу бегущая вскачь\", туман, мутное небо, и вывод автора: \"Хоть плачь?\", \"Но не
краше и город богатый\". В стихотворении воскрешаются мотивы ранних \"городских\" стихов: \"Еду ли ночью\", \"На
улице\", \"Убогая и нарядная\" (1859), цикла \"О погоде\" (1858 – 65 гг.). Жизнь города ужасна, никакой отрады для
измученной души героя в ней нет. Прежде всего, в городской суете нет смысла, трудовые усилия обитателей
столицы отчуждены от них: дела их налицо — лиц, людей не видно: \"железной лопатой... мостовую скребут\",
\"начинается всюду работа\", \"возвестили пожар с каланчи\", \"на позорную площадь кого-то провезли\" —
преобладают безличные и неопределенно-личные конструкции. То же и в последних строках: \"кто-то умер\", \"где-
то раздался выстрел — Кто-то покончил с собой\".
Человеческие фигуры в стихотворении символизируют отчужденность людей друг от друга и от жизни —
смерть. Первыми, если не лицами — лиц нет, — то первым родом деятельности, встречаемым в
стихотворении, оказывается работа палача. Сейчас они произведут гражданскую казнь, т. е. ритуал публичного
лишения гражданских и политических прав. Затем мы видим офицеров, едущих на дуэль. Еще целый ряд
образов проходит перед нами.
Торговля, этот двигатель буржуазного прогресса, у поэта революционной демократии — торжество
бессмыслицы: \"Торгаши просыпаются дружно / И спешат за прилавки засесть:/ Целый день им обмеривать
нужно,/ Чтобы вечером сытно поесть\".
Всего лишь. Понятно, что певец капиталистического Петербурга не был поклонником и сторонником
капитализма. А вот отголоски литературных предшественников Некрасова: \"Чу! из крепости грянули пушки!
Наводненье столице грозит\", — эхо \"Медного всадника\", но в совершенно другой эмоциональной окраске.
Избиение вора дворником уже не вызывает в душе героя тех чувств, того сочувствия, которым проникнута
сценка поимки вора в цикле \"На улице\". Слова \"колотит\" и \"попался\" — низкая лексика, просторечие: \"Опять
вор! Опять бьют\". \"Гонят стадо гусей на убой\" — понятно: чтоб есть. И заключительный аккорд — самоубийство
на чердаке — лучше не придумаешь в этой юдоли!
Впрочем, нет ни заключения, ни аккорда, ибо в конце стихотворения не точка, а многоточие, т. е. этот
бессмысленный ряд можно длить бесконечно. Некрасов оборвал свое гнетущее, сводящее с ума и в могилу,
обозрение столичной жизни на полуслове... Под стать эмоциональному колориту стихотворения размер —
трехстопный анапест, напевно-тягучий и заунывный. Поется тяжело, мелодия скрипит и буксует: размер
нарушают сверхсхемные ударения в начале стиха: \"Верю — здесь не страдать мудрено\"; \"В даль сокрытую...\",
\"Жутко нервам...\"; \"Чу! из крепости...\"; \"Выстрел — кто-то покончил с собой...\". Большинство произведений
русской классики сочетают художественную неувядаемость с глубиной и поистине неисчерпаемостью смысла. К
сожалению, поэма \"Кому на Руси жить хорошо?\" не из их числа. Она прямолинейна в своей однозначности и
однопланова, трудно заключить о глубине ее содержания.