«Поэтический голос Евгения Евтушенко»

Чище становится к середине 60-х годов голос Евгения Евтушенко. Поэт все еще «в исканиях», «в смятении», «в приливах и отливах». Порой его «заносит», что дает основания его коллегам повторять одно резкое заявление Михаила Луконина о целой группе поэтов: «Приспело время сказать, что они не состоявшиеся гении, а просто-напросто хорошо сохранившиеся вундеркинды». Это здорово сказано, но все же не справедливо, в частности и по отношению к Евгению Евтушенко. Как уже говорилось в предыдущей части настоящего исследования, слава к поэту пришла в начале 60-х годов. Некоторые зарубежные литературные критики даже считают, будто она могла и не прийти, не заставь он ее, и на этом основании называют нередко Евгения Евтушенко, так же как Андрея Вознесенского. Он действительно делал себя, свою славу, став с начала 60-х годов, по насмешливому определению Михаила Луконина, сам своим министром иностранных дел и совершая во время зарубежных, становившихся все более частыми поездок порой очень рискованные шаги.

Первые поездки Евг. Евтушенко за границу и на самом деле сопровождались не одними обретениями, но и оплошностями, подтвердившими, что опасения Вл. Солоухина, Василия Федорова были небезосновательны, Но поэта не смущали промахи, если вызывали «шум». Он иногда решался на них сознательно, за что и удостоился сердитого осуждения со стороны самого Михаила Шолохова2. Как бы то ни было, но имя поэта уже в первой половине 60-х годов знал весь мир. Окутывалось ли оно атмосферой влюбленности— другой вопрос. Юрий Казаков, одинаково близко знавший и Евг. Евтушенко, и Константина Паустовского, счел нужным в воспоминаниях о последнем провести следующую параллель. «Вообще,— писал он,— атмосфера влюбленности и связанного с ней некоторого трепета окружала Паустовского в последние его годы. В 1963 году, в самый разгар славы Е. Евтушенко, поехал я с ним на Север и могу засвидетельствовать: от поклонников его отбою не было. Но то была качественно другая слава».

Поэту предстояло изменить самое ее качество, создав яркие художественные произведения. В предпосланной трехтомному собранию сочинений Евг. Евтушенко статье «Голосом времени» Е. Сидоров, признавая справедливость утверждения поэта: «И голосом ломавшимся моим ломавшееся время закричало», развивает мысль: «Поэзия Евтушенко — это как бы кардиограмма времени, иногда искаженная неточностью поэтического инструмента, но всегда искренняя, честная. Его стихи, то и дело теряющие в гармонии, цельности, эстетической оснащенности, нередко выигрывают в актуальности, злободневности». Критик и в дальнейшем, листая книгу за книгой Евг. Евтушенко и все время подчеркивая его несомненную талантливость, в то же время вынужден не без горечи отмечать, что Евг. Евтушенко, «стараясь быть больше, чем поэтом, перестает им быть», что некоторые его стихи портят дидактика и риторика, «часто мешают ему, но еще чаще выручают», что «небрежностей в рифмовке у него все-таки многовато для хорошего поэта»; критик замечает по поводу его зарубежных стихотворений: «Качество этих произведений очень неровно», приводит критические отзывы Александра Твардовского: «Самоупоен. Прожекторный луч убегает от него, а он за ним гонится, чтобы снова под него подпасть». Цитируется письмо Александра Твардовского о Евтушенко от I июня 1962 года, адресованное Вере Пановой: «Мука с ним в том, что он не знает истинных причин своего «успеха», наощупь идет к серьезности и взрослости (но идет!), отягчен самообожанием, мало начитан даже в поэзии, небрежен к слову, не испытывает стыда от строчек и слов случайных, первых попавшихся и т. п. Но все же дай ему бог понять кое-что и оставить позади свою, как говорится, затянувшуюся молодость».

Как отмечали и Александр Твардовский, и цитирующий его критик, талантливый поэт, пусть медленно, но рос, написав в середине века такие превосходные произведения, как стихотворение «Свадьбы» (1955), песня «Хотят ли русские войны» (1961), «Бабий Яр» (1961), цикл стихотворений, привезенных в 1963 году из поездки на Печору; с его именем стали не без основания связывать виртуозное владение ассонансной, корневой рифмой и то, что Е. Сидоров назвал «интонационной гибкостью, раскачивающимися ритмами, дерзкой рифмой, щедрой аллитерацией в сочетании со злободневным и всегда предельно демократичным, доступным содержанием». Теперь поэту предстояло сделать новый рывок к по-настоящему взрослой поэзии, к тому, что сам он еще в 1956 году выразил словами «внутренняя зрелость». Такой рывок и запечатлелся в его книге «Идут белые снеги» (1969), выросшей из зерен, посеянных самим поэтом еще в стихотворении «Русские таланты» (1959), затем в цикле стихов с Печоры— например в стихотворении
«Какая чертовая сила.,.» (1963). Книга проникнута неподдельной любовью к родной земле, ее людям, нежностью и раздумчивостью, грустью и светлой надеждой:

Идут белые снега,




как во все веремена,
как при Пушкине, Стеньке
и как после меня.
Идут снеги большие,
аж до боли светлы,
и мои и чужие заметая следы...
Быть бессмертным не в силе,
но надежда моя: если будет Россия,
значит, буду и я...

В обширном исследовании «Революции, войны, литература. Русская и русская литература с 1890 г. до наших дней», принадлежащем перу венгерского ученого Дьердя Бакчи (издано в 1976 г. в Будапеште), положительная характеристика Евг. Евтушенко как трибуна «новой волны» в русской поэзии заканчивается, однако, горькими строками: «В то же время из-под его пера вышло немало незрелых стихотворений. Наиболее проблематичными представляются именно его художественные достижения; он производит впечатление скорее ловкого имитатора, продолжателя, чем поэта оригинального таланта». Думается, что поэтическое творчество Евтушенко, относящееся к рассматриваемым годам, развеивает подобные сомнения.