«Военные баллады Владимира Высоцкого»

Ничипоров И. Б. Военная тема получила многоплановое воплощение в бардовской поэзии. Став художественным \"нервом\" авторской песни, в произведениях Б.Окуджавы и В.Высоцкого, А.Галича и М.Анчарова она высветила путь к осмыслению истории и современности, к самопознанию песенных персонажей и лирического \"я\".

В своих интервью Высоцкий неоднократно указывал на песни о войне как на важнейший пласт своего творчества, подчеркивая глубинную связь этой темы с опытом театральной работы на Таганке: одним из своих любимых поэт называл спектакль \"Павшие и живые\". Размышляя о подобных песнях, бард отметил двуединство их широкого общенародного содержания (\"война всех коснулась\" ) и пристального вглядывания в экзистенцию личности, оказавшейся в \"пограничной\" ситуации, на грани катастрофы: \"Я стараюсь для своих песен выбирать людей, находящихся в момент риска, которые в каждую следующую секунду могут заглянуть в лицо смерти… И чаще всего я нахожу таких героев в тех военных временах, в тех сюжетах\" . При выявленном исследователями жанровом многообразии военной лирики Высоцкого (баллада, новелла, рассказ, эпизод и т.д. ) именно баллада с присущей ей напряженно-трагедийной сюжетной динамикой становится здесь доминантой, эволюционируя и прирастая элементами иных жанровых образований.

Вектор эволюции военных баллад Высоцкого прочерчивается уже в его ранних песнях, близких по тематике и стилю \"блатному\" фольклору.

Генетическая взаимосвязь \"блатных\" и военных баллад привносит в последние социальную остроту, колорит динамичного разговорного слова, заключающего в себе трагедийный исторический опыт военных и послевоенных лет. Так, по своему мироощущению и социальному статусу рассказчик в песне \"Ленинградская блокада\" (1961) \"вбирает и соединяет в себе героев \"дворовых\" и военных песен\" , его слово парадоксальным образом заряжено и исповедальным лиризмом, и неприкрытой иронией в адрес \"граждан смелых\", что \"в эвакуации читали информации // И слушали по радио \"От Совинформбюро\"\". Композиционная и ритмическая динамика, контрастный эмоциональный фон обусловлены здесь чередованием \"эпичного\" по степени детализации повествования о блокаде – и рефренов, представляющих прямое, саркастическое обращение к \"гражданам с повязкою\". Изначально героический план изображения блокадного лихолетья обогащается нотами острой социально-критической рефлексии:

Я вырос в ленинградскую блокаду,

Но я тогда не пил и не гулял.

Я видел, как горят огнем Бадаевские склады,

В очередях за хлебушком стоял.

Граждане смелые,

а что ж тогда вы делали,

Когда наш город счет не вел смертям?

Ели хлеб с икоркою, –


а я считал махоркою

Окурок с-под платформы черт-те с чем напополам.

Счастливо избегая официозной фальши в изображении войны, поэт-певец шел к освоению сущности этой темы от осмысления внешне \"периферийных\", оборотных сторон военной действительности, не несущих в себе очевидной героики.

В песне \"Про Сережку Фомина\" (1964) повествование развертывается на жанровом уровне \"анекдота\", житейской истории, приобретающей, однако, широкий социально-исторический смысл и охватывающей значительную временную дистанцию – от кануна войны до послевоенных лет. Драматизированная повествовательная структура произведения включает различные голоса времени – и \"остросюжетный\" рассказ центрального героя, и речь Молотова о начале войны, и разговор в военкомате. Величественное слово о войне соединяется с горько-сатирическим изображением укрепившейся в общественной жизни неправды:

… Но наконец закончилась война –

С плеч сбросили мы словно тонны груза, –

Встречаю я Сережку Фомина –

А он герой Советского Союза…

В неподцензурной по духу авторской песне закономерным становится и обращение к судьбам \"штрафных батальонов\" на фронте – тема, пронзительно прозвучавшая уже в песне \"Цыган-Маша\" Михаила Анчарова (1959), чья поэзия была одним из важных творческих ориентиров для молодого Высоцкого.

В песне Высоцкого \"Штрафные батальоны\" (1964) впервые в творчестве барда на авансцену выступает непосредственно \"драматургия\" балладного действия, заключенного в предельно сжатые пространственно-временные рамки и знаменующего крайнюю степень экзистенциального напряжения героев-\"штрафников\", чьи вызов судьбе, игра со смертью выражены в голосе собирательного, \"ролевого\" повествователя. Песенный рассказ обретает психологическую убедительность благодаря его пропитанности \"солью\" разговорного языка (\"Гуляй, рванина, от рубля и выше…\"), сквозным антитезам, служащим для обозначения \"пограничного\" положения персонажей (\"кому – до ордена, а большинству – до \"вышки\"). Эффект непосредственной вовлеченности повествователя и слушателя в ход событий достигается за счет повторяющейся фиксации времени и точных обстоятельств действия в \"сценических\" ремарках: \"Вот шесть ноль-ноль – и вот сейчас обстрел…\".

Уже в военных балладах Высоцкого середины 1960-х гг. намечаются пути символизации, мифопоэтического расширения их образного мира.

В \"Братских могилах\" (1964) это совмещение пространственно-временных планов (\"Здесь раньше вставала земля на дыбы, // А нынче – гранитные плиты\"), постепенное перемещение балладного действия в сферу душевной жизни героя, национальной исторической памяти. Ослабление внешнего сюжетного движения \"компенсируется\" усилением сквозных образов первостихий бытия – земли, огня, – которые в позднейших песнях поэта станут основой мифопоэтических обобщений:

А в Вечном огне – видишь вспыхнувший танк,

Горящие русские хаты,

Горящий Смоленск и горя
щий рейхстаг,

Горящее сердце солдата.

Перспективы усложнения композиционного рисунка и жанровых параметров военных баллад намечаются и в известной \"Песне о звездах\" (1964). Певец избрал здесь оригинальный повествовательный ракурс – исповеди о дорогах войны, о судьбе в целом, которая звучит уже из \"посмертья\": \"С неба свалилась шальная звезда – // Прямо под сердце…\". Действие разворачивается и в эмпирическом пространстве поля боя, и в сознании напряженно осмысляющего свою судьбу безвестного погибшего солдата. Его живое слово отражает индивидуальный опыт миропереживания и ориентировано на простые ценности мирной жизни (\"Я бы Звезду эту сыну отдал\"), на целостное восприятие природного бытия: \"Звезд этих в небе – как рыбы в прудах…\". Смысловой \"нерв\" песни таится в противопоставлении этого слова безликим формулам официальных приказов, вследствие чего ролевое повествование \"маленького\" участника войны наполняется сатирическим нотами:

Нам говорили: \"Нужна высота!\"

И \"Не жалеть патроны!\"…

Вон покатилась вторая звезда –

Вам на погоны…

Как и в последующих военных балладах, интенсивное действие, ядром которого стало катастрофическое событие, сопряжено в песне и с развитием символического образного ряда: \"звездная\" метафорика сводит воедино вещественно-конкретное и бесконечное, напоминая как о героической, так и о постыдной стороне фронтовой реальности; воплощая собой и благодатную надежду героя на спасительное небесное начало, и его роковую встречу с \"шальной звездой\" судьбы…

Продуктивной тенденцией в жанровом развитии военной баллады Высоцкого становится ее обогащение элементами поэтической \"новеллы\", основанной на изображении детально прорисованного эпизода, – как в песнях \"Высота\" (1965), \"Сыновья уходят в бой\" (1969), \"Разведка боем\" (1970) и др.

В первой из них новеллистическое начало проступает в пульсирующем ритме сюжетного изображения эпизода решающего сражения, в редукции экспозиционной части и преобладании отрывистых и энергичных фраз, отдельными штрихами запечатлевающих кульминационные сцены: \"Вцепились они в высоту как в свое. // Огонь минометный, шквальный…\". Песенная новелла Высоцкого характеризуется сознательным опущением промежуточных сюжетных звеньев, концентрацией трагедийного мироощущения, в глубинах которого зреет философское обобщение: \"Но, видно, уж точно – все судьбы-пути // На этой высотке скрестились…\". Выражая грани общенационального опыта жизни на войне, эта новелла вбирает в себя элементы фольклорной образности и сюжетики: \"Семь раз занимали мы ту высоту – // Семь раз мы ее оставляли\".

Поэт-певец использует многообразные ракурсы в передаче самой динамики эпизода боя, что создает эффект непосредственного авторского присутствия в изображаемой сцене. В песне \"Сыновья уходят в бой\" этот эпизод раскрывается как во взгляде смертельно раненного солдата (\"Я падаю, грудью хватая свинец\"), так и в имеющем архетипический смысл образе отцов и матерей, провожающих детей на войну: \"Мы не успели оглянуться – // А сыновья уходят в бой!\". Историческая реальность всего происходящего наполняется – благодаря широким образным обобщениям – онтологическим звучанием, а противостояние врагу, подкрепляемое мистическим единением с землей, совершается во имя спасения мироздания от гибели: \"А я для того свой покинул окоп, // Чтоб не было вовсе потопа\".