Александр Сергеевич Пушкин
Биография
Биография писателя
Произведения
62 произведения
Сочинения
614 сочинений
«А.С. Пушкин на Кавказе: Видел я берега Кубани»
Сочинение
На долю поэта выпала задача огромной культурно-исторической важности, казалось бы, непосильной для одного человека, но гигант Пушкин с этой задачей справился блестяще, ибо творческий путь его был стремителен и плодотворен. Первое стихотворение Пушкина появилось в печати, когда поэту исполнилось 15 лет, а в возрасте 37 лет его уже не стало… А.С. Пушкин побывал на Кубани всего один раз, во время своей поездки на Кавказ с семьей генерала Николая Николаевича Раевского-старшего. Весной 1820 года поэт был выслан из Петербурга за участие в кружке «Зеленая лампа», литературном филиале тайного политического общества, созданного для борьбы с самодержавием и крепостничеством; с назначением в канцелярию наместника Бесарабии генерала Инзова. Добравшись до Екатеринослава (г. Днепропетровск), где в те дни размещалась канцелярия наместника, Пушкин, искупавшись в Днепре, простыл и заболел.
В то время через город проезжал прославленный герой Отечественной войны 1812 года генерал от кавалерии Николай Николаевич Раевский (1770 – 1829), которому медиками было предписано лечение на Кавказских минеральных водах. Вместе с генералом ехали на Кавказ и его младшие дети: дочери Софья и Мария, а также младший сын Николай, уже имевший чин ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка, давний приятель Пушкина еще по Царскому Селу, когда поэт учился в лицее. В одной из бедных хижин Екатеринослава Николай Раевский-младший и обнаружил больного Пушкина. По просьбе Николая штаб-лекарь Рудаковский, который сопровождал генерала на Кавказ, осмотрел больного поэта и прописал ему курс лечения, а Николай упросил грозного родителя взять Пушкина с собою на Кавказ.
Будучи человеком довольно либеральных взглядов, генерал Раевский, зная истинные причины ссылки Пушкина на юг России, уладил отпуск поэта с его начальством, добрейшим Иваном Никитичем Инзовым, генералом от инфантерии, и Пушкин получил разрешение выехать на Кавказ. Двадцатилетний поэт с большой радостью воспринял известие, что ему разрешена дальняя поездка. В конце мая семейство Раевских вместе с Пушкиным переправилось через широкий Днепр невдалеке от коварных порогов, где некогда обреталась запорожская вольница, впоследствии воспетая с великим вдохновением Н.В. Гоголем.
Путешествия в те годы были лишены самых элементарных удобств, они были к тому же длительными и тяжелыми, поэтому в жизни людей, их совершающих, оставались большими событиями и запоминались на всю жизнь. Никакого транспорта тогда, кроме лошадей, не существовало. На почтовых станциях часто не только нельзя было достать продукты, но и даже получить стакан чаю. Поэтому бывалые люди везли с собою провиант в специальных ящиках- погребках; самовары, угли к ним, а кто победнее, те обходились простыми чайниками.
Поезд Раевских состоял из открытой коляски с откидным верхом и двух четырехместных карет. В одной карете ехали дочери с бонной мисс Мяттен и компаньонкой дочерей татаркой Зарой, которую все звали Анной Ивановной. Во второй карете ехал сам генерал с доктором, а Николай с Пушкиным впереди, в упомянутой коляске. На почтовых станциях при замене лошадей было слышно, как ямщики говаривали: «Второй Спас яблочком разговляется»; «На второй Спас и нищий яблочко съест»; «Спас любит нас». В те же дни отмечался и Успенский пост, когда на трапезе разрешалось пить вино и кушать рыбу. Все это на базарах можно было купить у веселых казачек.
Путешественники, особенно молодые мужчины, делали это с особым удовольствием. Пушкин прибыл на Кавказ не с пренебрежительностью, с которой приезжали сюда многие русские дворяне, а с любовью русского народа к многочисленным народам Кавказа. И покидал его не как пресыщенный завоеватель, а с душевным восторгом, который возник в нем под влиянием величавой природы Кавказа, и гуманным чувством к населяющим его горцам, ведущим борьбу за свою независимость. Вскоре генерал Раевский известил командующего войсками на Кавказской линии генерала К.К. Сталя и войскового атамана Черноморского казачьего войска полковника Григория Кондратьевича Матвеева, что он будет следовать в Крым через Ставрополь и Черноморию.Одновременно генерал Раевский обратился с просьбой и к наместнику Кавказа генералу от инфантерии Алексею Петровичу Ермолову, старому боевому товарищу, с просьбой оказать содействие в безопасном проезде в Крым по землям, находившимся в его ведении. Ермолов живо откликнулся из далекого Тифлиса двумя распоряжениями: генералу Сталю и полковнику Матвееву, чтобы они обеспечили безопасный проезд генерала Раевского вдоль подчиненных им кордонных линий.
История ничего не оставила нам о пребывании в крепости Прочный Окоп семейства Раевских и молодого Пушкина. Ни комендант крепости майор Широкий, ни Пушкин, ни сам генерал ничего не упоминают в записях, дошедших до нас, об этом событии. И хотя в маршруте ночлег в Прочном Окопе не указан, но, судя по расстоянию, он в этой крепости все же, видимо, был. От крепостных ворот, что были у Круглой батареи, дорога круто поворачивала вправо, на запад, и далее шла, повиливая у самого края высокого правобережья, огибая поросшие тернами овраги, спускающиеся к Кубани.
Оставив позади Старую и Новую станицы Прочноокопские, версты через четыре путники проехали карантин, валы которого и ныне видны западнее последней станицы на правом склоне Холодной балки. Поднявшись по косогору на высокое правобережье, которое ныне названо именем А.С. Пушкина и где установлен ему каменный памятный знак, и далее вниз по Кубани, Раевские встречали то пограничный пикет с плетневыми оборонительными стенами и торчащей над ним дозорной вышкой; то конный разъезд, осматривающий прикубанские овраги, заросшие кустарником, и сам берег, укрытый кудрявыми вербами, которые и ныне украшают русло Кубани.
Оставив слева Новиньский пикет, Раевские спустились через четыре версты в обширную лощину с протекающей по ней узенькой, с сонным течением, речкой Горькой, в устье которой возвышались валы Царицынского поста, бывшей крепости Царицынской, построенной А.В. Суворовым весной 1778 года в составе укреплений Кубанской кордонной линии. Здесь великий полководец из-за нехватки войск оставил берег Кубани и потянул свою линию кордонных укреплений вверх по речке Горькой, придерживаясь кратчайшего направления на Ставрополь, стоящий на Азово-Моздокской линии. В этом направлении, у хутора Веселого, сохранились валы фельдшанца Всехсвятского, с которым связано одно из приключений А.В. Суворова зимой 1779 года. А тем временем Раевские проехали станицу Григориполисскую, бывшую крепость, основанную в память первого гетмана всех казачьих войск России светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, троюродного дедушки генерала Раевского.
Мы не знаем, сколько времени Раевские были в Темижбекской, но из того, что они видели в ней, кое-что сохранилось до наших дней. Так, рядом со Ставропольским почтовым трактом, по которому ехали Раевские, справа они увидели, а возможно, и осмотрели, красивый храм, Михайло-Архангельскую церковь, построенную из каленого кирпича в 1811 году, т.е. ещё до нашествия Наполеона. В 30-е гг. нашего века местные власти пытались разрушить эту красоту, но кладка оказалась настолько прочной, что наемные рабочие смогли разобрать только главную часть храма. И с тех пор более полувека колокольня изумительной красоты, труд русских мастеров, видевшая и Пушкина, как укоризненный перст напоминает общественности Кубани о годах бесполезной и неблагодарной борьбы властей и воинствующих безбожников с историей России и её религией.
Мне же эта колокольня при первой встрече напомнила опозоренную и ограбленную воровскими людьми молодую путницу, идущую на богомолье, взывающую к прохожему люду о жалости и милосердии.
В то время через город проезжал прославленный герой Отечественной войны 1812 года генерал от кавалерии Николай Николаевич Раевский (1770 – 1829), которому медиками было предписано лечение на Кавказских минеральных водах. Вместе с генералом ехали на Кавказ и его младшие дети: дочери Софья и Мария, а также младший сын Николай, уже имевший чин ротмистра лейб-гвардии Гусарского полка, давний приятель Пушкина еще по Царскому Селу, когда поэт учился в лицее. В одной из бедных хижин Екатеринослава Николай Раевский-младший и обнаружил больного Пушкина. По просьбе Николая штаб-лекарь Рудаковский, который сопровождал генерала на Кавказ, осмотрел больного поэта и прописал ему курс лечения, а Николай упросил грозного родителя взять Пушкина с собою на Кавказ.
Будучи человеком довольно либеральных взглядов, генерал Раевский, зная истинные причины ссылки Пушкина на юг России, уладил отпуск поэта с его начальством, добрейшим Иваном Никитичем Инзовым, генералом от инфантерии, и Пушкин получил разрешение выехать на Кавказ. Двадцатилетний поэт с большой радостью воспринял известие, что ему разрешена дальняя поездка. В конце мая семейство Раевских вместе с Пушкиным переправилось через широкий Днепр невдалеке от коварных порогов, где некогда обреталась запорожская вольница, впоследствии воспетая с великим вдохновением Н.В. Гоголем.
Путешествия в те годы были лишены самых элементарных удобств, они были к тому же длительными и тяжелыми, поэтому в жизни людей, их совершающих, оставались большими событиями и запоминались на всю жизнь. Никакого транспорта тогда, кроме лошадей, не существовало. На почтовых станциях часто не только нельзя было достать продукты, но и даже получить стакан чаю. Поэтому бывалые люди везли с собою провиант в специальных ящиках- погребках; самовары, угли к ним, а кто победнее, те обходились простыми чайниками.
Поезд Раевских состоял из открытой коляски с откидным верхом и двух четырехместных карет. В одной карете ехали дочери с бонной мисс Мяттен и компаньонкой дочерей татаркой Зарой, которую все звали Анной Ивановной. Во второй карете ехал сам генерал с доктором, а Николай с Пушкиным впереди, в упомянутой коляске. На почтовых станциях при замене лошадей было слышно, как ямщики говаривали: «Второй Спас яблочком разговляется»; «На второй Спас и нищий яблочко съест»; «Спас любит нас». В те же дни отмечался и Успенский пост, когда на трапезе разрешалось пить вино и кушать рыбу. Все это на базарах можно было купить у веселых казачек.
Путешественники, особенно молодые мужчины, делали это с особым удовольствием. Пушкин прибыл на Кавказ не с пренебрежительностью, с которой приезжали сюда многие русские дворяне, а с любовью русского народа к многочисленным народам Кавказа. И покидал его не как пресыщенный завоеватель, а с душевным восторгом, который возник в нем под влиянием величавой природы Кавказа, и гуманным чувством к населяющим его горцам, ведущим борьбу за свою независимость. Вскоре генерал Раевский известил командующего войсками на Кавказской линии генерала К.К. Сталя и войскового атамана Черноморского казачьего войска полковника Григория Кондратьевича Матвеева, что он будет следовать в Крым через Ставрополь и Черноморию.Одновременно генерал Раевский обратился с просьбой и к наместнику Кавказа генералу от инфантерии Алексею Петровичу Ермолову, старому боевому товарищу, с просьбой оказать содействие в безопасном проезде в Крым по землям, находившимся в его ведении. Ермолов живо откликнулся из далекого Тифлиса двумя распоряжениями: генералу Сталю и полковнику Матвееву, чтобы они обеспечили безопасный проезд генерала Раевского вдоль подчиненных им кордонных линий.
История ничего не оставила нам о пребывании в крепости Прочный Окоп семейства Раевских и молодого Пушкина. Ни комендант крепости майор Широкий, ни Пушкин, ни сам генерал ничего не упоминают в записях, дошедших до нас, об этом событии. И хотя в маршруте ночлег в Прочном Окопе не указан, но, судя по расстоянию, он в этой крепости все же, видимо, был. От крепостных ворот, что были у Круглой батареи, дорога круто поворачивала вправо, на запад, и далее шла, повиливая у самого края высокого правобережья, огибая поросшие тернами овраги, спускающиеся к Кубани.
Оставив позади Старую и Новую станицы Прочноокопские, версты через четыре путники проехали карантин, валы которого и ныне видны западнее последней станицы на правом склоне Холодной балки. Поднявшись по косогору на высокое правобережье, которое ныне названо именем А.С. Пушкина и где установлен ему каменный памятный знак, и далее вниз по Кубани, Раевские встречали то пограничный пикет с плетневыми оборонительными стенами и торчащей над ним дозорной вышкой; то конный разъезд, осматривающий прикубанские овраги, заросшие кустарником, и сам берег, укрытый кудрявыми вербами, которые и ныне украшают русло Кубани.
Оставив слева Новиньский пикет, Раевские спустились через четыре версты в обширную лощину с протекающей по ней узенькой, с сонным течением, речкой Горькой, в устье которой возвышались валы Царицынского поста, бывшей крепости Царицынской, построенной А.В. Суворовым весной 1778 года в составе укреплений Кубанской кордонной линии. Здесь великий полководец из-за нехватки войск оставил берег Кубани и потянул свою линию кордонных укреплений вверх по речке Горькой, придерживаясь кратчайшего направления на Ставрополь, стоящий на Азово-Моздокской линии. В этом направлении, у хутора Веселого, сохранились валы фельдшанца Всехсвятского, с которым связано одно из приключений А.В. Суворова зимой 1779 года. А тем временем Раевские проехали станицу Григориполисскую, бывшую крепость, основанную в память первого гетмана всех казачьих войск России светлейшего князя Г.А. Потемкина-Таврического, троюродного дедушки генерала Раевского.
Мы не знаем, сколько времени Раевские были в Темижбекской, но из того, что они видели в ней, кое-что сохранилось до наших дней. Так, рядом со Ставропольским почтовым трактом, по которому ехали Раевские, справа они увидели, а возможно, и осмотрели, красивый храм, Михайло-Архангельскую церковь, построенную из каленого кирпича в 1811 году, т.е. ещё до нашествия Наполеона. В 30-е гг. нашего века местные власти пытались разрушить эту красоту, но кладка оказалась настолько прочной, что наемные рабочие смогли разобрать только главную часть храма. И с тех пор более полувека колокольня изумительной красоты, труд русских мастеров, видевшая и Пушкина, как укоризненный перст напоминает общественности Кубани о годах бесполезной и неблагодарной борьбы властей и воинствующих безбожников с историей России и её религией.
Мне же эта колокольня при первой встрече напомнила опозоренную и ограбленную воровскими людьми молодую путницу, идущую на богомолье, взывающую к прохожему люду о жалости и милосердии.