«Мотивы сказки и былины в поэзии Пушкина»

Сочинение по произведению «Сказка о мертвой царевне». В «Сказке о мертвой царевне» появляется обобщенный образ богатырей. Еще в «Руслане и Людмиле» слились мотивы волшебной сказки и героической былины. Характерно это и для «Сказки о царе Салтане». Но «красавцы удалые», «великаны молодые», «тридцать три богатыря» во главе с дядькой Черномором - это волшебные помощники князя Гвидона, а «семь богатырей», «семь румяных усачей» изображаются как реальные положительные герои. Известная таинственность окружает, конечно, и богатырей из «Сказки о мертвой царевне». Мы ничего не знаем об их прошлом, о том, что побудило их жить в глухом, дремучем лесу. И дела их носят какой-то отпечаток загадочности. Не то это «вольные люди», благородные разбойники, которые мстили угнетателям и скрывались от самодержавной власти, не то защитники русской земли от внешних врагов. Сорочины, татары, пятигорские черкесы- все те, кто противостоит богатырям в сказке Пушкина, являются и врагами героев русских былин и исторических песен.

Сказочный ореол не мешает Пушкину создать вполне реальный быт богатырей. Их сказочный терем удивительно похож на крестьянскую избу. В нем крылечко, «светлая горница» лавки, «стол дубовый», «печь с лежанкой изразцовой», божница, полати. А главное, в своем поведении богатыри больше всего напоминают простых деревенских парней. Вспомним, как они смущены после неудачного сватовства: Братья молча постояли

Да в затылке почесали.

Вне опоэтизированного реального быта в «Сказке о мертвой царевне» обрисован лишь королевич Елисей. В нем нет богатырской удали Гвидона. Он весь во власти всепоглощающей любви. Королевич скачет по всему свету и неутешно плачет. Все время нарастает его скорбь и отчаяние. Надеясь узнать от месяца, где находится царевна, Елисей «за ним с мольбой погнался», затем «к ветру кинулся, взывая». В произведении с потрясающей художественной силой воплотилась гуманистическая идея народной сказки о самозабвенной человеческой любви, способной совершить чудо, преодолеть смерть, торжествовать над всеми силами зла и жестокости.

Каждая сказка Пушкина имеет свои неповторимые особенности, но, будучи произведениями сказочного жанра, все они содержат и много общих черт. Поэтике Пушкина особенно родственной оказалась выразительная динамика народно-сказочного повествования. Глагол и для Пушкина стал важнейшим изобразительным средством. В его сказках мы видим непрерывное действие, которое выражается в постоянно следующих друг за другом глаголах. Эпизод встречи царевны с богатырями занимает 22 строчки. И сколько в нем движения! Что ни строка, то глагол: «сошла», «отдала», «поклонилась», «извинилась», «зашла», «спознали», «принимали», «усадили», «подносили», «наливали», «подавали» и т. д. Замечателен финал рассказа о морских приключениях Гвидона:

* Сын на ножки поднялся,
* В дно головкой уперся,
* Понатужился немножко:
* «Как бы здесь на двор окошко
* Нам проделать?» - молвил он,
* Вышиб дно и вышел вон.

С. Маршак писал об этой сценке, так хорошо передающей глаголами нарастающего действия и гибким, упругим ритмом мускульное напряжение маленького богатыря: «Сколько силы и энергии В этой цепи глаголов: «поднялся», «уперся», «понатужился», «молвил», «вышиб» и «вышел»! Радость действия, борьбы- вот что внушают читателю-ребенку эти шесть строк. И завершаются они победой: вышиб и вышел». Фольклорная глагольная поэтика становится в сказках Пушкина могучим средством реалистического изображения жизни, помогает поэту проникнуть в психологию героев. Исследователи справедливо называют сказки Пушкина психологическими, сказками характеров. Через действия поэт показывает движение души. Отсюда такую роль играют в сказках Пушкина жесты героев, раскрывающие каждое их переживание. Разве сцена охоты князя Гвидона не доносит во всех деталях настроения столкнувшихся здесь сил? Пушкин не просто сообщает о смерти мачехи в «Сказке о мертвой царевне». Он воспроизводит «непрерывный ряд жестов, действий, отражающий бушевание необузданных страстей, которыми царица сама себя погубила»:

* Злая мачеха, вскочив,
* Об пол зеркальце разбив,
* В двери прямо побежала




* И царевну повстречала.
* Тут ее тоска взяла.
* И царица умерла.

Народный рассказчик только бы упомянул о поражении бесенка в беге с зайцем в сказке о попе и работнике, а Пушкин нарисовал яркую картину, наглядно передавшую состояние вконец измотавшегося существа:

* Вот, море кругом обежавши,
* Высунув язык,
* мордку поднявши,
* Прибежал бесенок, задыхаясь,
* Весь мокрешенек, лапкой утираясь…

Реалистическое видение мира пронизывает всю художественную ткань сказок Пушкина. Оно проявляется одинаково, когда речь идет о людях, их жизни, окружающем их быте и о предметах и явлениях чудесных, волшебных. Пушкин поднял на новую ступень развития традиции народной реалистической фантастики. Поэт иногда не скрывает усмешки и легкой иронии по отношению к своим героям, когда ими начинают играть волшебные силы. Мы это чувствуем в авторской интонации при изображении подвигов маленького Гвидона, чудес Царевны-Лебеди и т. д. Порой появление чудесного кажется сперва чем-то небывалым, исключительным. Поймав золотую рыбку,

* Удивился старик, испугался:
* Он рыбачил тридцать лет и три года
* И не слыхивал, чтоб рыба говорила.

Вскоре, однако, исчезает это чувство невероятности волшебного. Старик начинает верить в реальность золотой рыбки, говорит ей «ласковое слово», а в дальнейшем обращается к ней за помощью. И для всех других героев пушкинских сказок чудесное- это явление реальное, обыденное. Эту новаторскую сущность подхода Пушкина к сказочной фантастике отметил еще литературовед Л. Поливанов: «Чудесное Пушкин изображает серьезным и порою увлекательным тоном сказочника, верящего в чудеса своей сказки… Прелесть рассказа Пушкина, уважавшего читателя, и состояла именно в том, что он о чудесном заговорил так, как о действительном».

Удивительно легко, свободно и естественно совершается в сказках Пушкина переход от реального к волшебному и от волшебного к реальному. Реальное и волшебное органически слиты, взаимодействуют и взаимопроникают друг в друга. Царица запросто разговаривает с волшебным зеркальцем и запросто расправляется с ним, будто это вещь домашнего обихода. Собирание оброка с чертей для Балды тоже обычное, хотя и трудное дело. Волшебное постоянно переплетается в сказках Пушкина с реальной жизнью людей, с их думами, стремлениями и борьбой. В разработке волшебных мотивов и образов Пушкин также остается новатором. Из фольклора он взял образы чертенят, золотого петушка, волшебного зеркальца, Царевны-Лебеди, чудесного города, мотивы обращения героя к стихиям природы и возвращения им к жизни погубленной невесты. Все остальные волшебные образы созданы самим поэтом. Это шамаханская царица, белочка, золотая рыбка, тридцать три богатыря, Гвидон, превратившийся в муху, комара, шмеля. Некоторые образы, получившие в народной сказке силу волшебства, даны в сказках Пушкина исключительно в реальном плане. Таковы очень выразительный, проявляющий себя в сплошных порывах и мимике пес из «Сказки о мертвой царевне», яблоко из той же сказки, которое обрисовано так живо и осязаемо, что навсегда запечатлевается в памяти читателя.

Заимствованные из фольклора волшебные образы Пушкин переосмыслил. Волшебное зеркальце, которым в народной сказке обычно вознаграждают героиню за доброту и трудолюбие, стало у Пушкина приданым царицы-мачехи, и это помогает поэту глубже показать ее злой нрав. Золотой петушок, возвращающий в народной сказке бедным старикам волшебную мельницу, связывается поэтом с темой мщения тирану-царю и т. д. А главное, заимствованные из фольклора волшебные мотивы и образы, как и те, что самостоятельно созданы воображением поэта, разработаны им по законам реалистического искусства. Мы это видели на образах чертей, которых автор уподобил недалеким и наивным существам. Пушкин остается на позициях строгого изобразительного реализма и тогда, когда рисует волшебные предметы и диковинки. Любой волшебный город, возникающий в народной сказке по велению чудесного помощника, очерчивается рассказчиком в самых общих чертах, однотипно. А город, вызванный к жизни Царевной-Лебедью,- это действительно средневековый русский город и по особенностям своей национальной архитектуры (здесь «стены с частыми зубцами; и за белыми стенами блещут маковки церквей и святых монастырей»), и по особенностям бытовым и социально-историческим (сцена встречи с жителями волшебного города Гвидона и венчание его «княжей шапкой»). Так волшебное оборачивается реальным, а порой и конкретно-историческим явлением, а реальное незаметно переходит в чудесное.