«Виды комического в эпиграммах А. С. Пушкина»

Виды комического — это юмор, ирония, сатира, сарказм. Данная тема более чем обоснована, ведь даже понятие «эпиграмма» определяется как стихотворная острота, сатирический (саркастический, иронический, юмористический) выпад в стихах. Несомненно, для того чтобы написать эпиграмму, нужно обладать и несравненным чувством юмора, и умением тонко подметить какие-либо недостатки и упущения того, кому эпиграмма предназначается. Такими чертами обладал А. С. Пушкин. . Поэт увлекался эпиграммами всегда, он даже состоял в обществе «Зеленая лампа», где написание такого рода произведений было непременным атрибутом.

Эпиграммы поэта датируются и лицейскими годами (1814-1817), и петербургскими (1817-1820), игодами, проведенными Пушкиным на юге (1820-1824), и временем, когда он жил в Михайловском (1824-1826), и последним периодом жизни поэта. № Итак, перейдем к последовательному анализу пушкинских эпиграмм. Арист нам обещал трагедию такую, Что все от жалости в театре заревут,Что слезы зрителей рекою потекут. Мы ждали драму золотую. И что же? дождались — и, нечего сказать, Достоинству ее нельзя убавить весу, Ну, право, удалось Аристу написать Прежалкую пьесу.

Эта эпиграмма написана поэтом в то время, когда он был лицеистом. Пушкин всегда любил театр — его привлекали атмосфера, окружение, актрисы, актеры. И именно театральной теме посвящена на данная эпиграмма. Пушкин иронизирует по поводу склонности некоторых людей вызывать зрительский ажиотаж, создавать впечатление чего-то великого, необыкновенного, трогающего за душу, в то врем как на деле ничего этого нет, а только излишнее бахвальство и напыщенность. Здесь Пушкин, как любитель и знаток театрального искусства, безжалостно все и всех осуждает — и зрителей, поддающихся создаваемому впечатлению, ожидающих трагедии и уже собирающихся заплакать от жалости и Ариста с его претенциозностью, и, конечно, «драму золотую», которая оказалась «прежалкой пьесой». Близкая к современной эпохе ситуация, когда нечто прославленное и нахваленное на сама деле оказывается просто фарсом.
Теперь перейдем к следующей эпиграмме: Супругою твоей я так пленился, Что если б три в удел достались мне, Подобные во всем твоей жене, То даром двух я б отдал сатане, Чтоб третью лишь принять он согласился.

В заглавии здесь значится — «Подражание французскому». В данном случае — идеальный образец для иронии. Казалось бы, автор признается, что, да, он пленен супругой того, на кого написана эпиграмма. Получается, что она, супруга, ему нравится, привлекает его. Но вдруг — если три тая досталось бы поэту, он бы не задумываясь отдал бы их сатане, только для того, чтобы тот и третья принял. Какое-то несоответствие получается. Иронизирует здесь Пушкин, вероятно, над тем, что им засилья французской любовной лирики никто не замечает в ней той глупости и даже откровенна чепухи, на которую указывает поэт. Тем и обосновывается надпись «Подражание французскому».

Обе эти эпиграммы написаны Пушкиным в лицейские годы, и этим объясняется то, что они направлены не на какого-то конкретного человека, как последующие, а просто на типичные, общего характер события, понятия. В дальнейшем расширялись жизненный опыт поэта, сфера его личных переживаний; он входил в более тесные отношения с современниками, иногда очень болезненные. Это были светские, дружеские столкновения, конфликты с собратьями-литераторами (например, графом Ворси! новым), цензорами. Пушкин узнавал все больше людей, и среди них оказывались те, кто был достой эпиграмм поэта. Пушкин никогда не относился с сарказмом к кому-либо беспричинно, повод и основание были всегда. Подтверждение тому — дальше.
Хаврониос! ругатель закоснелый, Во тьме, в пыли, в презренье поседелый, Уймись, дружок! к чему журнальный шум И пасквилей томительная тупость? Затейник зол, с улыбкой скажет глупость, Невежа глуп, зевая, скажет ум.



Эта эпиграмма написана Пушкиным в 1820 г. Она нацелена уже на определенного человека - Каченовского, который опубликовал в журнале «Вестник Европы» далеко не лестные отзывы о поэме" Пушкина «Руслан и Людмила». Перед нами — смешение весьма сходных понятий — юмора и иронии.

В очередной эпиграмме 1820 г. присутствует лишь ирония.
В жизни мрачной и презренной Был он долго погружен, Долго все концы вселенной Осквернял развратом он. Но, исправясь Понемногу, Он загладил свой позор, И теперь он — слава богу— Только что картежный вор.

Данное стихотворение настолько содержательно, интересно, что его анализ можно вести построй но. В первых четырех строках повествуется о грехах графа Федора Ивановича Толстого (именно ему и предназначена эпиграмма). И вправду: кем только этот человек не был, в каких только амплуа не прей ставал! Он был отставным гвардейским офицером и вел прескверный образ жизни — был кутилой, любителем поиграть в карты (но не по правилам, а с шулерством).

Но почему же «все концы вселення осквернял развратом он»? Причина в том, что Ф. И. Толстой принимал участие в первом русском кругосветном плавании, и даже во время этого далекого путешествия он не изменял своим привычкам, как результат — за непристойное поведение был высажен на одном из Алеутских островов, где провел несколько месяцев, и даже получил за это прозвище «американец». Верно, после этого он и исправился «понемногу», и «загладил свой позор». И вот она — неподражаемая ирония Пушкина: «и теперь он — слава богу — только что картежный вор». Пушкин никогда не был ханжой, поэтому он с чувством юмора относится ко всем проделкам и похождениям Ф. И. Толстого. Причина же написания эпиграммы в том, что, когда поэт был в ссылке в Кишиневе, до него дошли слухи, что якобы именно Ф. И. Толстой является инициатором сплетни, согласно которой Пушкина однажды высекли в полиции. Это. очередное подтверждение того, что поэт всегда критиковал только тех, кто действительно заслуживал этого, он никогда не высмеивал никого без повода.

Какой же можно подвести итог? У Пушкина было обостренное чувство собственного достоинства. Хоть это и так, но поэт никогда не был злопамятен, мстителен. И пусть у него было много эпиграмм, он был эмоционален, смело выражал свои чувства и никогда не таил обиду в себе.