«Романтический период творчества Пушкина»

Для оценки литературной ситуации первой половины 1820-х гг. принципиальное значение имел вопрос о творческих взаимоотношениях Пушкина и литераторов-декабристов. Проблема художественного метода декабристской поэзии вообще является камнем преткновения в современной теории романтизма. Никто не пытается отрицать очевидного просветительского качества этого метода и рационалистичности стиля декабристской поэзии. Но и то и другое или объявляется «привесом» (любопытно было бы представить, что осталось бы от подобного художественного метода и стиля без этого «привеса»), или же определяется как национальная особенность русского романтизма. Думается, что мы еще никак не можем остыть от тех жарких споров, в процессе которых в советском литературоведении был реабилитирован романтизм в качестве эстетической ценности.

Романтический период творчества Пушкина - с его пиком, стихотворениями «Свободы сеятель пустынный» и «Демон», - был чрезвычайно стремительным (1821 - 1823 гг.) и, в сущности, явился следствием кризиса просветительских идеалов поэта, убедившегося на примере подавленных национально-освободительных движений 1820-х гг. в недостижимости немедленного воплощения в жизнь заветов Разума и разочаровавшегося в современном ему «просвещенном» поколении, эгоистически разобщенном и отравленном скепсисом.

Как известно, преодолеть этот кризис Пушкину помогло его творчество, аналитическая его направленность, выработка новых эстетических идеалов в категориях историзма и народности. Становление реалистического художественного метода Пушкина глубоко освещено в современном литературоведении. Следует только подчеркнуть, что, преодолев кризис, Пушкин на новом уровне возвратился к просветительским идеалам, удержав, в частности, их этическое качество, тот здравый смысл, который, в представлении просветителей, и должен регулировать все общественные отношения. Разумеется, это не были тощие нравственные прописи: отчетливая полярность Добра и Зла, в высшей степени характерная для пушкинского творчества, придающая ему особую ясность, коренилась в конечном счете в народной этике. Просветительские основы пушкинского мировоззрения, верность которым он сохранил до конца дней, в условиях исторической жизни России, ее закостеневшего самодержавно-крепостнического уклада, во многом предопределили живое значение пушкинского творчества для многих поколений русского общества.

Апогей прижизненной славы Пушкина падает на первые годы после «возвращения поэта из ссылки. В своем творчестве Пушкин уходил стремительно вперед, а в литературном сознании того времени он оставался романтиком, и в пору окончательного упрочения романтических тенденций русской литературы, связанных с духовным кризисом, который переживало русское общество последекабристской эпохи, в Пушкине видят безусловного лидера литературного движения. Это единодушие, впрочем, было недолговечным. По мере выхода из печати произведений, обнаруживших новое эстетическое качество, таких как «Полтава», «Граф Нулин», последние главы «Евгения Онегина», «Борис Годунов», - отрицательные их оценки в критике пошли по нарастающей, и вскоре мнение о совершеннейшем падении таланта Пушкина воспринималось в обиходе уже как прописная истина. Вполне очевидно, что такова была реакция на пушкинский реализм со стороны тех, кто разделял романтические эстетические представления.




В «Литературных мечтаниях» (1834) Белинский, выражая общее мнение, писал: «Пушкин царствовал десять лет: «Борис Годунов» был последним великим его подвигом; в третьей части полного собрания его стихотворений замерли звуки его гармонической лиры. Теперь мы не узнаем Пушкина: он умер или, может быть, только обмер на время».8 Смысл последней оговорки станет понятным, если учесть, что третья часть «Стихотворений Пушкина» (1832) завершалась стихотворениями «Клеветникам России» и «Бородинская годовщина», которые были поняты плоско, только как выражение верноподданнических настроений поэта, - падение популярности Пушкина и в России, и в Европе во многом зависело от них. В «Письме к Гоголю» (1847) Белинский впоследствии прямо говорил об этом: «стоило Пушкину написать только два-три верноподданнических стихотворения и надеть камер-юнкерскую ливрею, чтобы вдруг лишиться народной любви».

В литературоведении не раз была предпринята попытка оспорить резкое противопоставление Белинским пушкинского и гоголевского периодов русской литературы. Но факт остается фактом: в 1830-е гг. Пушкин перестал быть властителем дум. Точнее - живое значение в ту пору было признано лишь за романтическими произведениями поэта, прежде всего за его поэмами (в толковании Белинского и других критиков середины XIX в. поэмами считались и «Борис Годунов», и «Евгений Онегин»).

Каким бы ни был всеобъемлющим гений Пушкина, как бы далеко вперед ни заглядывал он в своих художественных исканиях, какое бы непреходящее значение в истории русской культуры ни имело его творчество, как бы высоко оно ни было оценено позднейшими литературными эпохами, даже Пушкин, несомненно, не исчерпывал в своей эволюции путей национальной русской литературы. В сущности, развитие любых общественных явлений подразумевает множество конкретных воплощений, лишь в конечном счете подчиняющихся общим закономерностям. Так и в истории национальной литературы - наряду с главным имеются и, так сказать, «запасные пути», которые - в определенных условиях - могут стать магистральными.

Иначе объективных законов попросту не существовало бы. Изменяемость общественных явлений подчинялась бы сонму случайностей и в конечном счете зависела бы от субъективных причин. Реализм был предопределен всем предшествующим развитием русской литературы, и возник он прежде всего в творчестве Пушкина, но не только здесь: еще при жизни Пушкина и во многом независимо от него - в творчестве Крылова, Грибоедова, Гоголя.

Однако важно и другое. Художественный опыт Пушкина был настолько огромен и разнообразен, что ближайшими его последователями не был освоен в полной мере. По мере расцвета русского реализма обнаруживалось, как далеко за пределы своей эпохи заглянул Пушкин в своих творческих исканиях; недаром впоследствии он оказался так близок Достоевскому, Л. Толстому, Чехову. И в этом отношении творческая эволюция Пушкина сопоставима с движением всей русской реалистической литературы XIX в.