«Мысль о радости труда в стихотворениях Пушкина»

В относительно раннем стихотворном «Разговоре книгопродавца с поэтом» (1824), где также в пылких речах поэта уже содержится мысль о радости «безмолвного» труда, о том, что творческий труд довлеет себе, в себе самом заключает свою награду, Пушкин дает устами книгопродавца очень точное и выразительное определение самого характера творческого труда, его специфики. Выражение «на пламени Труда» весьма красноречиво. Еще мальчиком, на лицейской скамье, Пушкин зло издевался над «хладными» трудами бездарных реакционных писак того времени, эпигонов полностью уже изжившего себя классицизма, вымучивавших из себя «груды» «и прозы и стихов - тяжелые плоды полунощных трудов».

Истинный творческий, писательский труд должен быть «пламенным», «живым», «жарким» («К трудам рождает жар во мне» - «Деревня», 1819), «одушевленным»: «Одушевленный труд и слезы вдохновенья». Сочетание в данной строке «вдохновенья» и «труда» не случайно. Литературный творческий труд и вдохновенье - «музы» и «труды» - у Пушкина подчеркнуто идут рядом друг с другом: «Я знал и труд, и вдохновенье»; «Любил он труд и вдохновенье», «Он ведал труд и вдохновенье», - читаем в черновиках «Евгения Онегина» о Ленском. Причем вдохновение и труд не только идут рядом друг с другом, но и прямо сливаются в нечто целостное и единое:

* Рифма звучная подруга
* Вдохновенного досуга,
* Вдохновенного труда.

Вместе с тем само вдохновение Пушкин определял совсем не так, как это было принято в его время. Представители обоих основных литературных направлений- и классики и романтики - склонны были истолковывать вдохновение почти в мистическом духе, понимая под ним состояние некоего особого «восторга», исступления, своего рода сверхъестественного наития, владеющего поэтом в минуты его творчества.

Пушкин категорически возражал против подобного смешения «вдохновения с восторгом»: «Нет; решительно нет - восторг исключает спокойствие, необходимое условие прекрасного. Восторг не предполагает силы ума, располагающей частями в их отношении к целому. Восторг непродолжителен, непостоянен, следственно не в силе произвести истинное великое совершенство… Вдохновение может быть без восторга, а восторг без вдохновения не существует».


Непостоянному и непродолжительному «восторгу», в смысле некоего самозабвения, иррационального исступления, «священного безумия», владеющего - по представлениям и классиков и романтиков - поэтом, Пушкин противопоставляет, наоборот, полное самообладание художника-творца, силу его ума, внутреннюю сосредоточенность на своем деле и в особенности систематический труд, являющийся основным требованием и условием плодотворной литературно-творческой работы.

* Владею днем моим; с порядком дружен ум;
* Учусь удерживать вниманье долгих дум,

так писал о себе Пушкин в 1821 году, в период своей южной ссылки, который обычно рисуется биографами как самая бурная и неупорядоченная полоса его жизни и который действительно был наиболее романтической полосой его творчества. И эти слова, которые следовало бы написать золотыми буквами и поместить в рабочем кабинете каждого писателя, для Пушкина отнюдь не были только словами. Недаром уже известное нам выражение «постоянный труд» принадлежит к числу наиболее излюбленных им словосочетаний. «Предприими постоянный труд», - убеждает он одного из своих литературных друзей - П. А. Вяземского.

«И ты, живой и постоянный, хоть малый труд…» - писал Пушкин, подводя итоги своей многолетней работы над «Евгением Онегиным». Одновременное определение здесь поэтом своего труда как «малого» не должно нас смущать. Достаточно заглянуть в раздел «других редакций и вариантов» шестого, «онегинского» тома академического издания Пушкина, чтобы убедиться, сколько самом деле был велик этот труд (на 205 страниц основного текста приходится 460 страниц вариантов, а ведь они дошли до нас далеко не полностью). Название это свидетельствует лишь о чрезвычайной требовательности к себе Пушкина; недаром в первоначальном варианте было «слабый Труд». В этом смысле гораздо точнее уже известное нам название Пушкиным своего «многолетнего» труда над «Евгением Онегиным» «подвигом», как ранее подвигом назвал он и свою работу над «Борисом Годуновым».

В языке того времени слово «подвиг» употреблялось в значениях: «Труд в чем, неослабное продолжение какого деяния, важнее дело». Первоначальное этимологическое значение этого слова: «движение, стремление, шествие какого тела» - пример из Ратного устава: «Ядро подвиг свой чинит дугою» - тогда, невидимому, уже утратилось’.

Называя создание двух своих центральных произведений «подвигом», Пушкин, можно думать, имеет в виду не только оба вкладывавшиеся тогда в это слово смысла, но и воскрешает его давнее этимологическое значение. Это и «важное дело», подчеркивание чего в ту пору, когда в широких кругах дворянского общества на занятия литературой смотрели как на нестоющие пустячки, а сами писатели склонны были именовать свое творчество «безделками», носило сугубо принципиальный характер. Это и неуклонное «движение» к поставленной цели, «неослабное продолжение какого деяния», то есть, другими словами, все тот же пушкинский «постоянный труд».

Наряду с этим выражения «живой труд» и «вдохновенное занятие» обозначают собой то неразрывное сочетание вдохновения и труда, которое и характеризует собой творческий процесс Пушкина. Наряду с картиной вдохновенного излияния своих мыслей перед нами встает и картина большого, настойчивого, порой, несомненно, нелегкого, можно сказать, прямо-таки мучительного труда - «мук творчества». И именно потому, что писательский труд Пушкина был жарким, одушевленным, вдохновенным, а его вдохновения исполненными, говоря его собственными определениями, «честного и благородного», «упорного» и «постоянного» труда, совершил великий поэт свой, воистину богатырский, двуединый подвиг - установил национальный русский язык и заложил основы национальной русской литературы.