«Сочинение доклад о значении творчества А.С. Пушкина»

Среди многообразия явлений поэтики Пушкина усматриваются глубинные и постоянно действующие принципы, которые можно принять за универсалии. Обратимся к одной из таких универсалий и назовем ее инверсивностью, или принципом инверсирования. То, что называется инверсией в риторике, является частным случаем внутри фундаментального кодирующего устройства поэтического мира Пушкина. Действие инверсивности заключается в перераспределении компонентов текста, порядок и последовательность которых нормированы правилами языка, стиля и поэтики. Перекомпоновка нанизывает на текст дополнительную сеть зависимостей, регулирующую тонкие связи и пропорции между основными уровнями его структуры, начиная от звукового и ритмо-синтаксического и кончая сюжетным и композиционным. Благодаря этому пластичность и последовательная выстроенность отдельных элементов у Пушкина не противостоит гармонически уравновешенной слитности, которая свойственна его текстам в их целокупности.

Инверсивность объясняет и объединяет самые разнообразные черты в поэтике Пушкина. Кроме самоочевидных словесных перестановок типа «Как пылкий отрока восторгов полный сон» («К вельможе») или изящных фабульных перебросов в «Метели», существуют менее заметные фигуры и построения, также являющиеся следствием инверсионности. К ним можно отнести излюбленную Пушкиным «зеркальную симметрию», когда концы и начала текста, его фрагмента, вплоть до фразы или стиха, связаны обращенным повтором. Такова перекличка первых пяти и последних пяти сцен «Бориса Годунова», такова соотнесенность монологов и молчаний в сюжете Онегина и Татьяны или обращенное созвучие в строке «Европы баловень Орфей» («Отрывки из путешествия Онегина»). Перестановка элементов повторяющейся группы позволяет видеть внутри «зеркальности» энергию инверсирования. Вместе с тем Пушкин никогда не допускает наглухо окаменевшей симметрии и постоянно сдвигает установленное равновесие, позволяя инверсированию продолжить свою работу.

Не касаясь лексических и ритмических инверсий Пушкина, поскольку они всегда были видны, отметим инверсии на более высоких порядках. Сдвинутый повтор сюжетной коллизии наблюдаем во 2-й и 4-й сценах «Каменного гостя». В «любовном треугольнике»: Лаура – Дон Карлос -Дон Гуан – Пушкин меняет двух персонажей, вводя Дону Анну и Командора, перемещая Дон Гуана на гибельное место Дон Карлоса. Сюда же можно отнести перевернутые повторы ситуаций, вторичное рассказывание ситуации новым лицом, незаметную передачу повествования от одного рассказчика к другому (все это в «Повестях Белкина»). «Интертекстуальная» инверсия, когда система персонажей перевернута на фоне чужого текста (второстепенные персонажи становятся главными и наоборот), усматривается в «Станционном смотрителе», сравнительно с «Бедной Лизой». Особенно содержательны у Пушкина инверсии смысла, способные круто повернуть складывающееся понимание текста в сторону противоположных или дополнительных истолкований. Такова коллизия двойной версии отравления Моцарта, кодированная в самом тексте трагедии. Переворачивается смысл и в «Сцене из Фауста».

В композициях Пушкина часто повторяется логико-поэтический строй, когда общее состояние, явление, положение, мысль начинает затем дробиться на отдельные моменты и частности, рассматриваться с различных сторон и в деталях. Например, «Три ключа», «Цветик», «Кавказ» и многие другие.

* В степи мирской, печальной и безбрежной,
* Таинственно пробились три ключа…

И далее Пушкин говорит о каждом из них. Этот прием разложения может строиться и в обратном порядке: вначале идут различного рода дифференциации и лишь затем их обобщение – собирание по типу:

* Брожу ли я вдоль улиц шумных,
* Вхожу ль во многолюдный храм,
* Сижу ль меж юношей безумных,
* Я предаюсь моим мечтам.

Разумеется, подобные ходы есть постоянные правила поэтики, но Пушкин их комбинирует и усложняет, пуская навстречу друг другу по разным уровням или перемежая прямые и обратные построения. Так, в «Зимнем вечере» на протяжении восьмистрочной строфы дифференцируется мотив бури, а сама строфа и две последующие собираются в четвертой в композиционный узел. Одним из конструктивных слагаемых послания Керн является прямой и обратный порядок слов, заданный начальными двумя стихами:

Я помню чудное мгновенье:

Передо мной явилась ты…

Или еще один малозаметный пример инверсирования, где следование фабульных эпизодов отражается в обращенной реплике: Тазит встречает купца-армянина, бежавшего раба и убийцу брата, не трогая их. Разгневанный отец кричит ему: «Ты трус, ты раб, ты армянин», не только переворачивая фабулу, но и превращая самого Тазита в тех, кому он по-христиански не сделал зла.

Рассмотрим с этих позиций «Медного всадника». Его стихотворный трехчлен, окаймленный фрагментами прозы, содержит инверсирование внутри разноуровневых компонентов. Грандиозное вступление, написанное в стилистике оды, выступает в функции композиционного замка, который держит две повествовательные части, развертывающиеся из него по принципу расчленения. Однако само вступление, концентрируя генеральные мотивы поэмы, построено по принципу собирания, то есть имеет внутри себя противонаправленный конструирующий ход соотносительно с общим развертыванием текста. В результате мощная имперская энергетика вступления внутри предложенной сегментации превосходит по смысловой выразительности как возмущение водяных стихий, так и кульминационное преследование медным кумиром несчастного Евгения. Оно, это преследование, своим неразрешимо-двойственным смыслом не в состоянии композиционно уравновесить поэму, из-за чего вся структура наклоняется к концу, и мотив пустынного острова на взморье, обращенный к началу, еще более усиливает ее наклон. Однако вступление, повторяя своей трехчленностью троичную структуру всей поэмы, удерживает восходящим и собирательным характером устойчивость общей композиции, а заодно и государственную идею. Инверсирование, таким образом, лежит в основании всего художественного построения Пушкина.

В то же время работа инверсирования не ограничивается перевернутым отражением композиции поэмы в одном из ее компонентов. Она продолжается в иной форме во всех трех частях вступления. Их выделенность отчетлива и фиксированна: Петр и его думы, Петербург и гимн в его честь, величие дела Петра и перелом к повествованию. Их названия зависят от двусоставности каждой части, а двусоставность объясняется перемещением точки зрения с внешней на внутреннюю, то есть их инверсией. Это легко показать на тексте:

* На берегу пустынных волн
* Стоял он
* И вдаль глядел. Пред ним широко
* Река неслася
* По мшистым, топким берегам
* Чернели избы здесь и там
* И лес, неведомый лучам
* В тумане спрятанного солнца,
* Кругом шумел…